Турецкие народные сказки (второе издание)

Когда они вошли в город, они видят, что там все вопят и стонут: кто плачет, кто кричит: «Брат у меня пропал!» — «А у меня сын!» — кричит второй. «А у меня такой-то!» — кричит третий. Они спрашивают причину этого. Один из тех и говорит: «Эх, молодец, ты что спрашиваешь? Ясное дело: и ты пришел сюда за своей смертью. Вот эти: кто — мать, кто — отец, кто — брат, а кто — сын погибших из-за Сёйлемез-султан. А это — город отца той девушки; всякий, кто пожелает пойти к ней, чтобы заставить ее говорить, докладывает об этом падишаху, и, как только тот дает разрешение, его отводят к девушке». Как только шахзадэ услышал это, он говорит: «Ну, лала, теперь наш путь закончился; несколько дней отдохнем здесь, а там уж узнаем то, что написано у нас на челе» ⁴. Несколько дней они прожили в той комнате, которую сняли, и вот в один из дней шахзадэ вместе с лала выходит прогуляться по торговым рядам и по базару. И вот видит он одного человека, который продает соловья в клетке. Шахзадэ, можно сказать, влюбился в красоту соловья и хочет купить его. Напрасно лала говорил: «Шахзадэ, что ты будешь с ним делать? Теперь у нас поважнее дела, пойдем, брось ты это — еще неизвестно, что с нами будет, — зря только деньги тратишь!» Напрасно он все такое говорил; шахзадэ отвечает: «Непременно куплю его!» И он покупает птицу за тысячу гуру-шей, приносит домой и вешает клетку с птицей в одном углу той комнаты, в которой они жили. В один из дней, когда шахзадэ сидел в комнате один и, подперев щеку рукой, думал о том, как он заставит девушку говорить, и наполнял свое сердце ужасом: «А что, если мне не удастся заставить ее говорить?» — соловей из клетки сказал: «Шахзадэ, о чем ты думаешь? Я вижу, ты сегодня очень печальный». Шахзадэ испугался, в душу ему запала тревога: «Ой-ой, это что же такое: ин это или джинн? ⁵ Птица — а говорит!» И вот он перепугался, дрожит и вскакивает с места. «Как бы то ни было, а в этом что-то есть; может быть, аллах через нее посылает мне избавление от мук?» — подумал он и поворачивается лицом к птице. «Соловей, вот почему пришел я сюда: влюбился в Сёйлемез-султан, а добраться до нее очень трудно, я и думаю о том, как бы мне к ней пройти», — сказал он, а соловей говорит: «Шахзадэ! Есть о чем задумываться! Да на свете нет ничего легче этого! Ты пойди сегодня вечером в ее дворец, возьми и меня с собой. Она за семью покрывалами: ни ее лица никто не видит, ни она никого. Поставь меня под скамью с подсвечником, потом справься о здоровье султанши, говори еще другие слова; она не подаст голоса. Тогда ты скажи: «Ну, раз султанша не разговаривает, побеседую-ка я со скамейкой» — и начинай говорить. Что бы ты ни сказал, я буду тебе отвечать». Только он это сказал, шахзадэ, ободрившись и не рассказывая лала о том, что ему сказал соловей, идет прямо во дворец падишаха. Не успел он сказать, что пойдет к Сёйлемез-султан, как шах, увидев юношу, полюбил его всей душой. «Ах, сын мой, жаль твою молодость: из-за моей дочери по сю пору сколько йигитов, подобных тебе, отдали души! Ничего тут добиться нельзя, а у меня уговор такой: кто заставит дочь мою говорить, тому я отдам ее в жены; а тому, кто не сумеет заставить, — снесу голову! Вот эта крепость, которую ты видишь, — это черепа тех людей, которых я приказал умертвить таким путем. Уходи, откажись от этого, а то и ты окажешься вместе с ними». Напрасно падишах так говорил — молодец бросается падишаху в ноги: «Я прошел целый год пути для того, чтобы умереть ради нее; или я умру, или заставлю ее говорить и с твоего разрешения возьму ее в жены». И он настаивает на своем. Шах говорит: «Сын мой! Вина не моя — иди, ищи у аллаха свой жребий». И он приказывает своим людям провести шахзадэ к девушке. А когда настал вечер и все кругом покрыла ночь, молодец идет во дворец к девушке. Он входит в ее комнату, вытаскивает из-за пазухи клетку соловья и ставит ее под скамью.