Турецкие народные сказки (второе издание)

Лишь только он это услыхал, он так и обрадовался и ночью до самого утра говорил и заучивал эти слова. Утром рано он взял топор и снова пошел в лес. Пока он рубил дрова, опять приходит дервиш. «Отгадал, старина?» — сказал он, а тот говорит: «Да, отгадал». — «Что же это?» — спрашивает дервиш. А когда дровосек сказал «Месяц — это вы, падишах, звезды — ваши везиры, ночь — ваши младшие рабы, день — ваши старшие рабы», падишах сказал: «Старина, у тебя есть три дочери: все три — девушки и все три — беременны на седьмом месяце». Сказав это, он уходит. И вот эти слова тревожат дровосека; он встает, снова идет домой; выходит младшая дочка: «Отгадал, отец?» А он отвечает: «Отгадал, да только он мне вот что сказал: это что же такое?» Когда он рассказал ей, девушка и говорит: «Не беда, пусть придет, и тогда поговорим».

И вот наступает утро, глядь! — подъезжает повозка, в дверь к дровосеку стучат, говорят ему: «У тебя есть три дочери, их требует падишах, пошли их». Тогда отец говорит об этом дочерям. А младшая дочка делает три узла; она привязывает каждой девушке по узлу на живот и говорит старшей: «Когда падишах тебя спросит: «Девушка, чего желает твоя душа?» — скажи: «Маринаду». А средней говорит: «А тебя когда спросит: «Девушка, чего желает твоя душа?» — скажи: «Мяса». Они садятся в повозку, едут прямо во дворец и предстают пред очи падишаха. Падишах смотрит на них и говорит старшей девушке: «Девушка, чего желает твоя душа?» А та говорит: «Маринаду». Падишах говорит: «Выдайте ее за туршуджу-башы» ². Задает вопрос средней дочери, а та говорит: «Мяса». И он говорит: «А ее выдайте за касаб-башы» ³. Младшей дочери говорит: «Девушка, чего желает твоя душа?» Та говорит: «Рыбы в воздухе, укропу в море». Когда падишах сказал: «Разве бывает рыба в воздухе, укроп в воде?» — девушка и говорит: «О падишах, а бывают ли три незамужние девушки беременны на седьмом месяце?» Этими ее словами падишах остался очень доволен и говорит своему везиру: «А эту отдайте мне в жены». Устраивают свадьбу и справляют ее сорок дней* сорок ночей.

62. Сёйлемез-султан

ыло — не было, а в одно время у одного падишаха был сын; у сына была маленькая золотая пушка, и он каждый день забавлялся тем, что бросал и ловил ее. Однажды, когда он, по обыкновению, сидел во дворце и играл пушечкой, к фонтану, что был внизу дворца, подходит одна старая женщина, чтобы набрать воды. Шахзадэ ради забавы бросает пушку и тут же разбивает у старухи кувшин¹, а женщина — что тут поделаешь? — не говоря ни слова, берет другой кувшин и снова идет к источнику. А мальчик остался очень доволен тем, что разбил кувшин: он снова бросает пушку и разбивает второй кувшин. Как ни сердилась старушка, но, боясь падишаха, она не смеет ничего сказать; а так как денег у нее не было, она идет, берет в долг еще один кувшин и приходит обратно. Пока она набирала в него воды, мальчик опять бросает пушку; когда же он разбил и этот кувшин, старуха уже выходит из терпения. «О аллах! Я тебе ни слова не скажу, о шахзадэ — вот только полюбить бы тебе султаншу Сёйлемез!»² — произносит она и уходит. Как только шах-задэ это услыхал, его охватило любопытство. «Это как же так, что это такое?» — раздумывает он, и беспокойство его становится все сильнее; день ото дня он хворает все пуще, начинает желтеть и увядать, перестает есть и пить. Словом, лежит он в постели три-четыре дня, а сам таков, как будто хворает три месяца. Падишах не понимает, что с ним случилось: сколько ни приводят к нему хекимов и ходжей, они не могут найти для него никакого лекарства.

Однажды падишах спрашивает сына, отчего он заболел, а тот ему в ответ: «О отец мой шах, так и так, в такой-то день разбил я три раза кувшин у одной женщины, которая приходила к фонтану, что под моим дворцом. «Полюби Сёйлемез-султан!» — сказала она мне, и с того дня я захворал от беспокойства. Мне становится все хуже: ни хекимы, ни ходжи мне не помогают; отпусти меня, чтобы я отправился на поиски той султанши… кто она такая? Может быть, тогда я и избавлюсь от болезни». Как только он это сказал, падишах хоть и не соглашается, так как у него не было других детей, но понимает, что шахзадэ не избавится от этой тоски. Поэтому он говорит разные слова, — и так, и этак, — а шахзадэ говорит: «Отец мой, от меня уж добра не жди: и так я умру, и этак; но если я погибну от своей страсти, то хоть ты-то после моей смерти не будешь страдать». Шаху ничего не остается делать, и он дает разрешение на то, чтобы шахзадэ поехал вместе с лала. Они собирают в дорогу вещи — по цене дорогие, по весу легкие³ — и вот как-то под вечер выходят из города и отправляются в путь, в надежде на добрых людей.