Турецкий караван

— Нужно охранять дорогу Александрополь — Нахичевань, поэтому просим Турцию не строить здесь блокгаузов… Турецкая делегация долго маялась, наконец увидела, что Батум не уступим, и взялась ставить условия: автономия, право религии, транзит… Чичерин предложил Юсуфу обсудить это с самой Грузией и решить. Но только на основе Московского договора. Только! Вопрос о Нахичевани… Будто они, турки, уступают Нахичевань под покровительство Советского Азербайджана. С этой формулой мы не согласились, настояли на автономии Нахичевани… Юсуф очень волновался, просил еще до окончания переговоров и сообщения в Ангору, что достигнуто соглашение, немедленно обнародовать проект договора для сведения всего мира. Юсуф ждал исхода Лондонской конференции, где трудился Бекир Сами. На ее решения мог повлиять результат Московской… Постановили не допускать на своей территории формирований, враждебных другой стороне. Заметьте: Ангора не пустила врангелевцев в Анатолию.

— Зато мусаватистов там предостаточно, — заметил Фрунзе. — Итак, финал?

— Наши представили окончательный текст договора, турки — свой текст. Больших расхождений уже не было. Приняли пожелание турок о названии — Договор о братстве и дружбе. Турки предложили формулу «уступки» нам Батума, мы возразили: ведь Батум — наш, а Брестский договор, отнимавший его, денонсирован. Но Юсуф сказал так: Национальный, дескать, обет не ссылается на Брестский договор, но исключительно на волю народа; наша редакция почти не отличается от вашей, но ее форма дорога для народного чувства; турецкая делегация была бы счастлива, если русская в этом уступит… Раз такое дело — уступили!

— Вот с такими моментами, с чувствами народными нам нужно будет очень и очень считаться! — горячо подхватил Фрунзе.

— И вот свершилось. Подписали, обменялись нотами. Гора с плеч.

— Значение этого договора колоссально, товарищи, — сказал Фрунзе. — Помните, что сказал Алексей Артурович? Грузинские меньшевики, армянские дашнаки ради утверждения мизерной своей власти отдали Карабекир-паше многие земли Грузии и Армении. Мы же добились: Турция не поддержала дашнаков против нас. А поддержала бы — новая война. При этом турецкий крестьянин стал бы солдатом Антанты, борьба за независимость кончилась бы поражением… Мы освободили Армению. Теперь она не одна. Александропольская бумажка бумажкой и осталась. Кончено с кровавой авантюрой дашнаков! Началась новая эра… Договором о братстве с полуколониальной страной мы помогаем и этой стране добиться независимости. Алексей Артурович, хорошо бы осветить, как Восток реагировал на этот договор…

Дежнова всего всколыхнуло. Тут бы и представить свои обширные знания, изложить историю взаимоотношений народов России и Востока, показать, что договор обозначил не только географические границы — возник на рубеже эпох. Но такой рассказ был не ко времени, и, подавив себя, Дежнов только сказал:

— Интересным было сообщение нашего информбюро в Трапезунде: турки в кофейнях целовались, обнимались, прочитав в газете о договоре, — ведь кончено с вековечной войной! Восторженно встретил его Восток. Если кто и недоволен на Востоке, так это Бекир Сами и ему подобные… Как Армения встретила? Конечно, с полным пониманием, с одобрением и надеждой…

— Восточные и западные армяне теперь могут жить спокойно, — сказал Фрунзе, повернувшись к Кемику. — Понимаете, Кемик, этот договор — общая победа. Договор о братстве кладет конец вековой трагедии. Армяне могут по своему усмотрению выбрать себе местожительство… Имейте в виду, что этот договор — мир на Кавказе — исключает армянскую резню. Необходимо только укреплять его. Пройдет сто, двести лет, историки будут говорить: многие и многие десятилетия национальная вражда уносила жизни, унесла миллионы жизней, наконец подписали договор, и воцарился мир… Вот и судите, товарищи, плох или хорош такой компромисс…

У Кемика вертелось на языке: «Через сто лет и будут судить люди». Но он был подавлен обилием новых для него фактов. И тем был смущен, что Фрунзе, Дежнов, Кулага — никто не обольщался, трезво судили о достоинствах новой анатолийской власти.

А Фрунзе думал: «Не может быть, чтобы турки отключились от такого договора. Возможно, совершен какой-то уклон к Франклен-Буйону, узко тактический, незаметный. Однако в перспективе и такой может быть опасным».

НЕПРИКАЯННЫЙ

В узких кривых улицах Константинополя что ни шаг, то харчевня или кофейня. Что ни район — Пера, Галата или Стамбул — по обоим берегам Золотого Рога все те же прямоугольные дыры лавок, теснота вытянутых вверх домов и пестрота фесок. Повсюду слышится гортанный крик.

Сразу за порогом лабиринта Чирчи-базара — крытого рынка исходил пивным духом полутемный дешевый ресторан. Сюда заглядывал врангелевец, пехотный офицер в звании капитана, в прошлом приближенный генерала Слащева, теперь беженец. Перед крупяным супом и после мяса с макаронами со сладкой подливой он читал русские газеты. Заказывал еще три стакана компота и сидел, сидел…