Тургенев в русской культуре

Неоднократно осуществлялись и попытки создания романной типологии с включением в нее романа Тургенева. Например, Л. Пумпянский предлагал различать роман лица (Тургенев) и роман поступка (Достоевский); М. Бахтин противопоставлял монологический роман (Тургенев, Толстой, Гончаров) и полифонический роман (Достоевский); в основе концепции, изложенной в фундаментальном коллективном труде «Развитие реализма в русской литературе», подчеркнута «типологическая родственность»[80] Тургенева и Гончарова, которые вместе с Писемским и Островским трактуются как представители психологического течения в литературе критического реализма; один из авторов этой концепции, В. Недзвецкий, в своей более поздней работе предлагал выделять «три диалектически взаимосвязанные формы» социально-философского (социально-универсального) романа: «“синкретический роман” (“Евгений Онегин”, “Мертвые души”, “Герой нашего времени”), “персональный” роман испытания (Гончаров, Тургенев) и универсально-синтетическая фаза (романы Достоевского и Л. Толстого)»[81]. О «типологическом родстве романного мышления» Тургенева и Гончарова пишет в предисловии к «Необыкновенной истории» Н. Ф. Буданова, аргументируя эту мысль в частности «типологической близостью центральных женских и мужских образов в творчестве обоих писателей»[82], при этом Буданова подвергает сомнению концепцию Недзвецкого, согласно которой влияние Гончарова на Тургенева имело «структуросозидающий характер»[83].

Так или иначе, очевидно, что роман Тургенева традиционно заносится в одну типологическую нишу с романом Гончарова, как бы эта ниша ни называлась (монологический роман, психологический роман, «персональный» роман испытания и т. д.).

Изредка делались попытки включения романа Тургенева в другую – противоположную – типологическую группу, в частности О. Н. Осмоловским было высказано предположение, что романы Тургенева и Достоевского «по своей творческой цели, жанровой природе и структуре <…> значительно ближе друг к другу, чем к произведениям других писателей»; соответствующую жанровую модификацию Осмоловский предлагал назвать «идеологический трагедийный роман»[84].

Подробный сопоставительный анализ романных жанровых форм Тургенева и Достоевского был осуществлен в нашей работе 2007 года[85]. В ней была выведена жанровая формула тургеневского романа (в сопоставлении и по контрасту с романом Достоевского), которую мы, с уточнениями и дополнениями, представим здесь.

Однако прежде следует хотя бы коротко объяснить необоснованность, с нашей точки зрения, типологического объединения романов Тургенева и Гончарова.

Внешние содержательные переклички весьма общего характера, обусловленные, как совершенно справедливо заметили еще участники «товарищеского суда», общностью того жизненного материала, из которого произрастало творчество обоих романистов, не может быть основанием не только для обвинений в плагиате, но и для историко-литературного «реванша» Гончарова как пролагателя эстетических путей, по которым вслед за ним якобы устремился Тургенев. Гончаров сам, по-своему, ревниво и несправедливо ее интерпретируя, объяснял принципиальную разницу между собственной и тургеневской художественной стратегией – ту самую разницу, которую в статье «Что такое обломовщина?» очень точно сформулировал Н. А. Добролюбов. То, что Гончарову представлялось эскизностью и легковесностью тургеневских сочинений, в которых, по его мнению, не было сущности, связи и «целости взятого круга жизни» [см.: ТП, 3, с. 602], то есть всего того, что составляло основу его собственной художественной манеры, обусловлено было разностью предмета изображения и противоположностью эстетических задач. Гончаров, как указывает Добролюбов, был наделен «уменьем охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его», но для этого и сам предмет должен был сложиться, определиться, оформиться, дабы под пером художника стать его «полной принадлежностью»[86]. Тургенев же ориентирован не на сложившуюся, устоявшуюся социальную жизнь, а на текучую, чреватую подспудными переменами действительность, для него характерно исключительное «чутье к живым струнам общества» – именно поэтому современники так остро отзывались на его создания: «если уж г. Тургенев тронул какой-нибудь вопрос в своей повести, если он изобразил какую-нибудь новую сторону общественных отношений – это служит ручательством за то, что вопрос этот действительно подымается или скоро подымется в сознании образованного общества, что эта новая сторона жизни начинает выдаваться и скоро выкажется резко и ярко перед глазами всех»[87].