Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Трудно передать то грустное впечатление, которое вынесено мною из осмотра конечного пока результата всех усилий, с какими местная Администрация насаждала надежды Правительственной Власти: несомненно, что поселок не может служить здоровым элементом государственного строительства, а скорее наоборот, – тут источник слабости, подтачивающий силу русского имени среди туземцев. Даже беглый осмотр Успенского поселка наводит на мысль, что русская колонизация была проведена здесь безо всякого плана и на основаниях, глубоко противоречащих, так сказать, самой природе вещей.

За проявлением силы и блеска русского оружия, впечатлением от удач которого мы еще и до сих пор в значительной степени обязаны наблюдающимся спокойствием среди мусульманского населения Ферганской области, обязательно должно было последовать показание нашей нравственной силы, а если почему-либо таковой показать мы не могли, то лучше было бы совсем ничего не показывать, а ограничиться только одной отборной Администрацией и русским судом.

В общем следует сказать, что Администрация наша теперь хороша, как хорош и суд, и они удовлетворяют туземцев. Но в русских поселенцах следовало показать туземцам образец русской силы: здоровья, трезвости, настойчивого труда, еще[488] более, нежели у туземцев разумного отношения к местным условиям земледелия, а также честности и воспитанности. Нельзя забывать, что мусульмане, не только в отдельности, но и вместе, именно воспитанны и ведут себя на людях с изысканной учтивостью. Другими словами: при идеальной постановке дела нам следовало бы заняться насаждением здесь русских сильных людей, а никак не слабых. Практика заставляет отклониться от идеальных решений: но в случае необходимо вводить поправки в виде установления особенного надзора, а также особых забот по наущению и воспитанию. Вот эта сторона дела упущена из виду.

Поселены были люди случайные, обессилевшие дома и бросившиеся искать в неведомых, далеких краях даровой земли. Сейчас же потребовалось […] зенное[489] пособие. Нарезали им участки, провели канаву с водой, помогли построить хаты, распланировали улицы, построили церковь и школу, и распоряжением Генерал-Губернатора было объявлено, чтобы русские поселения отнюдь не заводили у себя питейных заведений. Вот и все. Для оживления все это более нежели достаточно, если принять во внимание, что новоселам было даром отведено по 9 десятин поливной земли и по 6 десятин богарной и необрабатываемой на двор и были предоставлены разные льготы по платежам в казну: но для слабых людей всего этого далеко не достаточно. Результаты налицо.

Прежде всего, поселенцы не производят внешним своим видом впечатление представителей великого народа-покорителя. Вместо национального костюма встретили меня в городских куртках, в фетровых шляпах, некоторые, кажется, в штиблетах, притом небрежно одеты.

Нет и следов какой-нибудь породы или определенного типа: староста неуклюже длинный и худой, с покосившимся лицом, похожий скорее на приказчика или лавочника; у другого курносый нос; у третьего сизый, очевидно от пьянства, нос. Вышел маленький старичок с трясущейся головой и с жалобой, что сын не кормит его, а потом, после расспросов, оказалось, что сын выгнал его за то, что тот спьяну все дерется дома. Лица бледные, все вообще носят на себе отпечаток едва не ли не вырождения. Нет спокойной, с достоинством речи, а все только жалобы на свое горькое житье-бытье. Спросил у них лошадей, чтобы вместе сними же объехать их же угодья и все осмотреть, говорят: «лошадей и седел нет», а когда я взял лошадей у сопровождавшего меня киргиза-волостного, то откуда-то появились лошади и у крестьян.

Нет у них чувства справедливости. Так, например, прикупили они к своим землям еще земли у киргиз, и теперь у них обостренные отношения с киргизами из-за того, что русские поселенцы требуют, чтобы лежащий между этими землями арык чинили киргизы. Я их спрашиваю: «Да зачем же станут вам киргизы чистить арык, когда землею по обе его стороны пользуетесь вы, и эта земля теперь уже не киргизская?» – «А затем, – отвечают, – что такой был у нас с ними уговор». Киргизы, со своей стороны, отрицают существование такого договора, и им скорее можно поверить, потому что такой порядок противоречил бы обычаю, согласно которому арыки чистятся теми, кто ими по обе стороны пользуется.

Я беседовал с крестьянами с чувством полного к ним участия, но вынес впечатление какой-то безнадежности и беспомощности. Ездил я со старостой, с их мирабом и еще несколькими другими крестьянами по всем их угодьям, и прежде всего проследовал вдоль всего арыка, на том месте, где, по словам крестьян, еще года два тому назад существовала водоизмерительная рейка, ныне исчезнувшая. Арык шириною не более пол-аршина[490], в нем медленно течет вода глубиною, на вид, в два вершка[491], и ее очевидно недостаточно для поливки всех 76 участков, по 9 десятин каждый.

Никаких следов этой реки на месте не нашлось, да и относительно самого места у крестьян вышел некоторый спор: