Туркменская трагедия

Клятва — порождение подозрительности, недоверия человеку, это — плод безнравственности. У туркмен с испокон веков клянутся преступники, отверженные, люди, изгнанные из родных мест за предательство, измену, бесчестье, прелюбодеяние и другие порочные поступки, несовместимые с моральными нормами рода, племени.

Правда, туркмены клялись и в исключительных, критических ситуациях, когда враг угрожал его свободе. Тогда джигиты присягали на Коране с саблей, что не отдадут свое селение, постоят за честь своих жен и матерей, за родной очаг, погибнут в бою, но не позволят пришельцам покуситься на свободу племени, народа. То был целый ритуал, существовала клятва кровью и хлебом, клялись молоком матери... Клятву туркмены никогда не считали разменной монетой.

1 сентября 1994 года президент встречался со студенческой молодежью. Он рассуждал о высоких материях, в частности, о национальных обычаях, традициях, о независимости и суверенитете, клеймя тоталитаризм, как антипод гуманизма, режим насилия и подавления человеческой личности, не преминув также дать свободу своим диктаторским эмоциям и в конце концов, принудив всех, кто слушал его, принести “клятву верности”.

И вот огромный зал дворца “Мекан”, заполненный юношами и девушками, профессорско-преподавательским составом и приглашенными, вслед за Ниязовым повторял слова клятвы:

Туркменистан, Отчизна любимая, Край родимый мой,
И в мыслях, и сердцем, я всегда с тобой,
За малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя,
За малейший навет на тебя, да обессилеет язык мой,
В час измены священному стягу твоему, да прервется дыханье мое.

— Ее нужно произносить на всех собраниях студентов и школьников, — говорил он, — ее святые слова и смысл должны глубоко запасть в душу каждого гражданина Туркменистана (“ТИ”, 07.09.94).

Президент явно торопился привести к присяге студенчество. Ведь ее текст был утвержден позже, на очередном совещании старейшин.

Удивительно, что по мере укрепления власти президента, находящейся в явной диспропорции с его авторитетом, эволюционировал и текст клятвы. После V Всетуркменского совещания старейшин, продлившего президентские полномочия Ниязова на второй срок, после слов “В час измены” появились слова “Родине, Президенту” и далее по тексту. И “вождь” настолько уверовал в свое великое, историческое предназначение, что потребовал: клятву приносить всем, от мала до велика! Военным и штатским, муллам и попам, аксакалам и их престарелым женам и даже тому самому совету старейшин, у кого он зачем-то спрашивал одобрения текста клятвы. Чудовище Горгона пожирает своих детей?

А на очередном открытом заседании Халк Маслахаты, проходившем в Байрам-Али, Ниязов прервал на середине традиционное чтение собравшимися клятвы: ему показалось, что присутствующие, а это были депутаты меджлиса и все первые руководители исполнительных органов власти, являющиеся членами Халк Маслахаты, вяло, без всякого усердия произносили клятву. Конфуз! И президент заставил участников заседания произнести слова еще раз, громким голосом, четко и внятно, и все депутаты, словно провинившиеся школяры, послушно исполнили каприз “баши”.

Уже говорилось, как с “легкой” руки снова раболепствующего Дурдымухаммета Курбанова (он же — Д. Курбан) в СМИ страны развернулась кампания о внесении поправки в 55 статью Конституции, гарантирующую избрание “Президентом на неопределенный срок”, то есть пожизненно. Бывшему пресс-секретарю президента вторит член Верховного суда Туркменистана Овезгельды Атаев, предлагающий изменить текст клятвы, который, по его мнению, должен выражать не только верность республике, но и преданность определенной личности, то бишь персоне “Туркменбаши”. Нет смысла, считает сей “беспристрастный” представитель Фемиды, упоминать о каком-то абстрактном президенте, лучше конкретизировать — “Сапармурат Туркменбаши”. “Для того, чтобы жить счастливо и в мире с другими государствами, — обосновывает он свое предложение, — каждая страна должна верить во что-либо божественное, иначе народ может попасть под влияние нечистой силы” (“Известия”, 03.07.99 г.).

На том же Совете старейшин в Байрам-Али зал обратил внимание на то, что президент, вальяжно развалился в своем золоченом кресле, стилизованном под трон, при голосовании поднимал руку лишь вскинутыми вверх двумя пальцами. Это знак “V”, означающий “Виктория”, объяснил мне один аксакал, принимавший участие в этом совещании. Нет, сие значит, что их только двое: один на небе — это Бог, другой на земле он — Туркмен “баши”.

Не исключено, что эту мысль ему могли внушить подхалимы, подобные О. Атаеву, разглагольствующие о его “божественном происхождении”, да и сам он, болезненно тщеславный, падок на лесть. Хлебом не корми...