Тусклый свет электрических фонарей

— В свете восходящего солнца Бог увидел, что ангел заснул посреди ночи, не закончив свою работу, ибо душа его была несовершенна. Вот так и получилось, что Бог создал душ больше, чем ангел успел создать тел.

Туссэн замолчал. Молитва то ли смолкла, то ли растворилась в морском ветре. Завороженные собственными словами люди стояли лицом к пунцовому лику своего повелителя. Ветер насытился оранжевым и стал теплым.

— Это правда? — спросил я.

— Это сказка, — отозвался Туссэн.

Неподвижные фигурки людей зашевелились. Они неторопливо начали расходиться по своим делам, отбрасывая длинные тени себе под ноги и на стены собственных домов. Только сейчас я понял, что город не имеет улиц. Чтобы попасть наверх, необходимо было взбираться по бесчисленным лесенкам с крыши на крышу. И люди сновали по лесенкам то вверх, то вниз. Город проснулся и зажил привычной для него, но непонятной для меня жизнью.

— Когда мы тебе говорили, что нет ничего, что нас всех объединяет, — после долгой тишины произнес Туссэн, — мы несколько кривили душой. Просто никто из нас не любит в этом признаваться. По этой, наверное, причине для нас, говорящих на ликси, нет определенного названия. А еще потому, что стоит нам как-то назвать себя, и люди сразу же начинают преследовать нас. Так не раз уже было. В конечном итоге это отражается на самих людях — охота на ведьм порождает новых ведьм. А мы всегда хотели избежать эскалации страха и ненависти.

Туссэн вновь замолчал. Я оцепенело наблюдал за будничной суматохой города-амфитеатра. На площадке под нами гончар завертел свой круг, шлепнув на него ком глины со слепыми глазницами следов впечатавшихся пальцев. Солнце, неспешно переодевающееся в свои полуденные одежды, наконец согрело меня.

Среди тысяч человечков, копошащихся в этом муравейнике наизнанку, мое внимание почему-то привлек один. Видимо, потому, что его одежды ярко выделялись среди одежд соплеменников. Вопреки остальным, снующим то туда, то сюда, человек этот целенаправленно перебирался с одной крыши на другую, поднимаясь всё выше и поражая меня своей упрямой волей.

— Поэтому вы убили Кати? — повернулся я к Туссэну. — Вам нужно было тело, чтобы поселить туда чью-то душу?

Туссэн молча кивнул. Человечек настырно карабкался наверх. Теперь он был в каком-то десятке уровней ниже нас, и я мог различить, как обитатели домов оглядываются на него, удивленно и несколько настороженно. В его фигуре и движениях мне чудилось нечто знакомое.

— Но почему именно Кати?

— Кого-то ведь надо было выбрать.

— А что стало с ее душой? Что вообще происходит с душами, покинувшими тело?

Туссэн коротко взглянул на меня:

— Я не знаю. И никто из нас не знает. Никакая из душ любого из нас никогда не остается без тела.

Я резко вскочил. Легкий столик вздрогнул от моего движения, и недопитый кофе выбросил несколько капель из чашки, как вконец проигравшийся игрок на последних ставках выкидывает кости. Капли коснулись стола и расплылись беспомощными кляксами.

— Вы, кто бы вы ни были и как бы себя ни называли… Вы жестоки и бесчеловечны. На протяжении веков вы убиваете людей и так спокойно говорите об этом! Вы… Вы…

Дыхание перехватило. Я замолчал. Туссэн неподвижно сидел в своем кресле, глядя на море. Моя ярость, что скопилась во мне за последнее время, пыталась вырваться наружу, колотя кулаками из запертой наглухо грудной клетки и сотрясая всё тело. Стараясь сдержать себя, я закусил губу и отвернулся от Туссэна, взглянув вниз, в бездну. Гомон города-водоворота пульсировал в висках. Человек, за которым я наблюдал так долго, был уже совсем рядом с нами. Гончар остановил свой круг и спокойным взглядом проводил чужака до самой лестницы на нашу площадку. Вот показался его лоб, глаза, встретившиеся со взглядом кошки, рот со сжатыми губами. Алларих, мой недавний недобрый знакомый, явился нам.

Он стоял на самом краю, загораживая солнце и море, и хмуро смотрел на меня и Туссэна. Кошка поднялась на лапы, отошла от него на несколько шагов и вновь уселась.

— Ты всё-таки вернулся, — сердито проговорил он. Мы стояли друг против друга, оба злые и непримиримые. Туссэн оторвался от созерцания моря и насмешливо взглянул на Аллариха.

— Я же говорил тебе, всё, что ты тут увидишь или услышишь, — ложь, — неумолимо продолжал Алларих. — Этот город, он сам, — Алларих ткнул пальцем в Туссэна, — и всё, что он говорит. Ты думаешь, он на самом деле так выглядит? Он даже имя тебе сказал подложное, его зовут вовсе не Туссэн!

Моя злость с трудом уже помещалась внутри. Однако, заполнив всего меня, она стала аморфной, малоподвижной. Я не мог ничего сказать в ответ, я не мог даже шевелиться. Алларих оторвал от меня взгляд и уставился на Туссэна. Тот улыбнулся и мягко пробормотал:

— Ты же даже не знаешь, что я ему рассказывал, мальчик мой.

Алларих промолчал и вновь повернулся ко мне:

— Ты считаешь меня врагом, потому что я раскрыл тебе глаза…

— Ты хочешь сказать, ты его друг? — насмешливо перебил его Туссэн.

— А ты? — вскинулся Алларих. — Ты на его стороне?

— Нет. Я не на его стороне. В некотором смысле, я против него.