— Слышал? Тут все против тебя. Твою любимую убили, правду ты тут не узнаешь. Что тебе тут делать?
Неожиданно для самого себя в озлобленных интонациях моего собеседника я почувствовал противоестественный испуг, почти мольбу: «Уйди отсюда. Уйди и никогда не возвращайся».
Я устало опустился в свое кресло. Алларих стоял перед нами на пронизывающем ветру с моря, нелепый и, кажется, растерянный. Я взял чашку с остывшим кофе и поднес ко рту. Темная, почти вязкая на вид жидкость лениво колыхнулась под моими губами. Сделав глоток, я неторопливо поставил чашку на стол и заявил:
— Господи, как вы все мне надоели.
Туссэн с любопытством посмотрел на меня, затем на Аллариха, затем опять на меня:
— Я думаю, — сказал он наконец, — тебе стоит сейчас пойти домой. Наговоримся еще.
— Как ты думаешь, рай существует?
— Ну и вопросы у тебя по телефону! Во-первых, что значит рай?
— Остин, не мудри. рай — это то место, куда душа попадает после смерти тела.
— Вот как. Тогда не знаю просто. Я даже не уверен в возможности существования души в отрыве от тела.
— Ясно. А о каком рае знаешь?
— Вот если раем считать то место, где всем хорошо и все счастливы, то такого рая точно нет.
— Почему?
— А ты думаешь, эмоции нужны человеку для развлечения? Они функциональны, они заставляют человека поступать так, а не эдак, они управляют им. Если из всех эмоций оставить только положительные, они станут бесполезны и не нужны.
— Но зачем управлять человеком?
— Природа преследует свои цели. Ей нужно, чтобы человек размножался, питался, пытался управлять себе подобными, получал новый опыт, расширял территорию.
— Как-то у тебя всё прагматично получается.
— Ну а сам подумай. Допустим, Бог отбирает людей в соответствии с каким-то критерием, помещает их в рай, а там, в раю, погружает их в пучины блаженства до конца времен. Но стремление к блаженству нужно человеку для того, чтобы идти к цели и избегать несчастий. Если в раю все счастливы, то в нём никто ни к чему не стремится. Это мир, не имеющий смысла, лишенный развития. Зачем тогда отбирать праведников с таким трудом и ломая при этом столько жизней, причиняя боль? Тебе не кажется, что именно такой подход прагматичен — уверенность, что Бог существует только для того, чтобы гарантировать нам удовольствия после смерти?
— Ах, Остин, ты всегда всё ставишь с ног на голову.
— Ну нужно же всё наконец вернуть в естественное состояние.
Мы еще побеседовали. Потом, заметив, что стрелки часов стали совершенно сонными и уже с трудом могут передвигаться, я попрощался и положил трубку.
Я уже заканчивал чистить зубы, когда телефон вновь зазвонил. Выплюнув изо рта мутную воду, пошел в комнату и поднял трубку.
— Алло! Слушай, я забыл тебе сказать…
Сон кубарем слетел с меня. Я слышал иронические интонации Остина, такие характерные для него. И в то же время на индикаторе определителя я видел семь цифр счастливого билетика. Остин звонил от дядюшки Хо!
Мысли слетались к одной идее, как зябнущие птицы к кормушке, — торопливо, расталкивая друг друга. Остин — один из
— Заткнись! — заорал я. Грубо, неоправданно грубо. Тут же, спохватившись, добавил сухо: — Извини. Перезвони через пять минут, — и бросил трубку.
Да, конечно же. «Призраков не существует», — сказал мне Голем, и его слова показались мне тогда знакомыми. Я слышал их раньше именно от Остина!
Я сел на диван, опершись локтями о колени и свесив голову. Я ждал повторного звонка.
Прошло пять минут. Еще пять минут. Телефон молчал. Я протянул руку к трубке, но передумал. Встал, походил по комнате. Телефон молчал. Сходил на кухню, зажег газ под чайником. Тот, разбуженный среди ночи, недовольно заворчал. Поторапливаемый моим возбуждением, довольно скоро он вскипел, покрыв оконное стекло мелкими капельками. Я выключил газ и, так и не налив чаю, решительно вернулся в комнату и поднял трубку. Семь магических цифр.
— Алло! — такой знакомый голос дядюшки Хо.
— Добрый вечер… Точнее, доброй ночи. Извините, если разбудил. Позовите Остина, пожалуйста.
— Остина? Почему именно Остина?
— Чёрт возьми! Потому что мне нужен именно он!
— Милый мальчик, почему ты решил, что можешь требовать от меня таких вещей?
Я опешил.
— А что, позвать кого-то к телефону — это так сложно? В этом есть что-то особенно неприличное?
— Не неприличное, а скорее невежливое. И неуместное, разумеется.
— Но по крайней мере сказать, у вас он или нет, вы можете?
— У кого это «у нас»?
Я молча положил трубку. Дядюшка Хо вновь решил разыгрывать из себя дурачка. Они поняли, что прокололись, и пытаются замести следы. Я вновь набрал номер, на этот раз номер Остина. В ответ — длинные пустые гудки.