Тверская Карелия. Рождение Нации

Густаву Ровио возражал Алексей Антонович Беляков. По мнению Белякова А.А., тверским карелам необходимо быстрее развивать свою культуру и письменность, и для этого имеются все необходимые предпосылки: «К настоящему времени составлен букварь, имеется 500 отобранных слов. У нас найдётся достаточное количество слов для изложения мыслей на карельском языке»[40]. В ходе дальнейшего развития карельского литературного языка произойдёт закрепление языковых норм, а отсутствующую лексику можно создать, используя в качестве корневых основ слова тверского диалекта карельского языка и других карельских диалектов Карелии. Это будет способствовать созданию общего языка для карел Карелии и Тверщины на основе более архаичного и распространённого тверского диалекта[41]. Преподавание же карельского языка в начальных школах, более понятного детям, чем финского языка, поможет закрепить через систему образования языковые нормы, привить детям стандарты карельского языка, а также поможет им усвоить научный, публицистический и официально-деловой стили. Большую роль в усвоении новых пластов лексики должны играть средства массовой информации. В частности по инициативе Белякова А.А., в начале 1931 года для карел Московской области была основана первая газета на карельском языке, и он стал её первым главным редактором.

Сложно сказать определённо, кто был прав в этом споре, Ровио или Беляков. История рассудила иначе. После ликвидации Карельского национального округа в 1939 году и фактического упразднения автономии Карелии после Второй мировой войны, полностью прекратилось развитие карельского литературного языка на Тверщине, а финский язык был лишён официального статуса в Карельской АССР[42]. Советская власть предпочла уничтожить оба направления карельского развития.

Диалекты карельского языка: 1) северный карельский, 2) южный карельский, 3) людиковский, 4) ливвиковский, 5) тверской.

Но если посмотреть на этот спор сегодня, то очевидно, что проект Густава Ровио о финском языке, как общем литературном языке для всех карел, более реалистичный и реализуемый. Действительно, финский язык существует в качестве литературного языка уже несколько столетий и в состоянии обслуживать все проявления культуры, обладает богатейшим словарным запасом. Кроме того, финский язык чрезвычайно близок к карельским диалектам. Принятие финского языка в качестве литературного языка для всех карел позволило бы буквально «с колёс» начать развитие национальной системы образования, существенно ускорить процесс подготовки учителей и преподавателей по уже готовым и устоявшимся финским языковым нормам, а также развивать среднее специальное и высшее образование в готовой форме, так сказать «под ключ». На финском языке имеется богатая литература, охватывающая все жанры и направления, что позволило бы в довольно короткие по историческим меркам сроки освоить финский язык всем карелам Карелии и Тверщины и активно использовать его в повседневной жизни. Вместе с тем, переход на финский язык в качестве общего литературного языка не помешал бы развитию карельского народа и не привёл к утрате его национальной самобытности. В истории имеются примеры наличия общего языка у разных народов: например, английский язык является родным для англичан, ирландцев, шотландцев, англо-канадцев, американцев, австралийцев и новозеландцев, французский язык является родным для французов, франко-канадцев и валлонов, немецкий язык является родным для немцев, австрийцев, швейцарцев и люксембуржцев, и таких примеров в мире достаточно. Тем более что между карелами и финнами имеются и религиозные различия. Наоборот, принятие финского языка способствовало бы созданию единой карельской нации Карелии и Тверщины, а местные диалекты карельского языка, продолжая функционировать в бытовой сфере, служили бы естественным резервуаром для подпитки литературного языка, источником образования новых слов для описания новых явлений и предметов. К варианту принятия финского языка в качестве языка образования и общественно-экономической жизни склонялись и многие карельские активисты, как показали в 1926 году результаты чудом сохранившегося социологического исследования среди карел Кóзловской волости Вышневолоцкого уезда.