Твой выход, детка! (СИ)

— То есть я даже не совсем это имею в виду. В смысле тебе никогда не казалось странным, что мы все время как бы сами себя останавливали? Мне кажется, мы бы могли все-таки чуть больше постараться, чтобы сделать друг друга счастливее, — даже в нынешнем экстремальном положении говорить о таких вещах напрямую ему было тяжело.

— Ну, просто у нас с тобой были такие отношения, — сказала я. — И мне казалось, они нас обоих вполне устраивали, разве нет?

- Наверное, да. Наверное. Но последние дни я все думаю: а чего мы, собственно, ждали?

— Видимо, мы ждали, когда начнется наша настоящая жизнь. Возможно, это было ошибкой.

Вадим сделал судорожный вздох.

— Наверное, это действительно было ошибкой, — сказал он. — Наверное, да. Наверное, я любил тебя, но боялся в этом признаться. Мне…не знаю… было слишком страшно в этом признаться. А теперь я жалею об этом…

Он сидел, ссутулившись, сильно сжав руки и напряженно уставившись в пол.

— Ведь все могло сложиться иначе, — сказал он. — Что произошло?

— Не знаю, — сказала я.

Минуту мы не шевелились и не говорили, недоверчиво глядя друг на друга.

— Мы струсили, — сказала я наконец. — Это не было трагической ошибкой. Это было просто глупостью, нечаянным срывом.

— Наверное, ты права, — задумчиво произнес он.

Я молча сидела и смотрела на пустую белую стену перед собой.

— Вадим, а почему ты не развешиваешь свои фотографии на стенах? Они у тебя такие красивые — было бы здорово.

Он поднял глаза на стену.

— Понимаешь, когда отец напивался, то обязательно устраивал в доме погром: ломал мебель, разбивал посуду, оставлял в стенах выбоины от кулаков. Мать даже их не заделывала, а просто завешивала рамками с фотографиями, поэтому я ненавижу фотографии на стенах.

— О боже, — говорю я. — Как же ты не сошел с ума?

— А я — сошел, просто никто этого не замечает, — отвечает он. — Мне не терпелось свалить отсюда ко всем чертям. И вот ирония судьбы: я снова там, откуда уехал.

— Ты здесь так и будешь жить?

Он пожал плечами.

— Ну, где-то ж надо жить.

Меня это несколько удивило. Как будто ему все равно, где жить. Я

попробовала представить себе, каково это — когда тебе все равно, где твой дом, когда он не тянет тебя постоянно за сердце. Невыносимая свобода.

Вадим поглядел на меня, но ничего больше не сказал. Мне вдруг очень трудно стало смотреть в эти глаза, словно они меня насквозь видели.

— Вадим…я очень сожалею о том, что исчезла тогда вот так, в один момент…Это было нечестно…Извини…

Он уперся в меня взглядом.

— Не надо ни о чем жалеть, — жестко возразил он. — Ты построила новую жизнь с ним…и я очень рад за тебя.

Его голос чуть дрогнул и к моему горлу подкатил комок. Его взгляд стал более настойчивым, он продолжил, но уже мягче:

— Ты тогда приняла правильное решение. У тебя будет ребенок… У нас нет и не может быть общего будущего.

Он был стопроцентно прав — мы бы, наверняка, в конце концов расстались. Какое-то время ни он, ни я не шевелились. Я набрала побольше воздуха в легкие.

— Уже поздно, я пойду, так будет лучше.

— Мы все друг другу сказали.

— Думаю … да.

Он пошел со мной к двери:

— Спокойной ночи.

— И тебе.

***

Идти домой не хотелось, и я, позвонив Лильке, пробираюсь к ней в комнату. Она ныряет опять под одеяло и смотрит на меня. У нее воспаленные глаза. Похоже, она плакала.

— Ну? — произносит она. — Как все прошло?

Я медленно качаю головой. Все грустно.

— О, черт, — говорит Лиля.

— Ага, — устало соглашаюсь я и поднимаю край одеяла. Она двигается к стене, чтобы я тоже могла лечь.

— Что ты теперь будешь делать?

— Да ничего. Продолжу жить…

— Мама там тебе оставила пельмени.

— Я сейчас не хочу…

Мы помолчали какое-то время, потом Лилька рывком села на кровати и пристально посмотрела на меня.

— Что?

— У тебя, наверное, все равно странные ощущения от этой встречи с ним?

— Не спорю…Но, Лиль, должна тебя сразу остановить… Не придумывай того, чего нет…

— Ладно, ладно! И все-таки…

— Ты права…Я беспокоюсь за него…

— Не ты одна!

— Почему-то я так и думала…

— Мне просто надоело наблюдать за тем, как на моего брата сваливается одна напасть за другой. Облом за обломом! Это не упрек, Лен…но после твоего отъезда он вконец извелся…

Я тоже села рядом с ней.

— Он с головой погрузился в работу, все время где-то болтался, избегал всего, что могло напомнить ему о тебе. У него же первая реакция — я виноват во всем. Ну, ты же знаешь его принципы. Он же нажирался в стельку. Непонятно, как он вообще не откинул копыта. Я часами вынуждена была слушать его пьяный бред по телефону. И чего там только не было: и в основном ты — вдоль, и поперек, и по диагонали! И это при том, что прошло уже больше двух месяцев с твоего отъезда и никто с тех пор не мог произнести твое имя, не рискуя спровоцировать ядерную войну.

— А что теперь? — спросила я.

— Понемногу оживает.

— Если бы я могла хоть чем-то помочь ему…

— Хочешь пожалеть его?!

— Я вовсе не это имела в виду…

Она криво усмехнулась:

— Да знаю я, просто подкалываю… Чтобы ты не говорила, между вами всегда что-то будет, тут уж ничего не попишешь. Вы сделали выбор — каждый свой.