Подруга обнимает меня; она теплая, от нее пахнет кремом для лица и слезами. Она бывает острой на язык, властной, высокомерной, но в нужный момент она умеет, как никто, быть внимательной и терпеливой.
— Я эти три месяца очень скучала по тебе. Ты мне так была нужна!
Броня Лильки дала трещину; она резко вздернула подбородок, но не сумела скрыть слезы. Я обняла ее.
— Все будет хорошо, я больше никуда не денусь, — шепнула я ей на ухо.
— Какая же ты все-таки дрянь! Всякий раз доводишь меня до слез… Знаешь, не важно, с кем ты построишь свою жизнь… Все равно ты моя самая…
— Знаю…у меня так же…
— С тех пор как мы знакомы, ты единственная, кто не щадит меня, так что я на тебя рассчитываю. Скажи, что я делаю не так?
— Вряд ли я могу тебе что-то посоветовать. Сама не могу разобраться в своей жизни.
Мы по очереди плачем и успокаиваем друг друга в темноте, мы выговариваемся, пока не пересыхает во рту и нам становится легче.
Мы все попадаемся на одну и ту же удочку, все мы хотим того, чего у нас нет.
С ней было очень уютно, но пора уходить.
Дома я забралась под одеяло. Рома так и не позвонил. Я полежала, раздумывая позвонить ли самой? Потом решила, что лучше это сделать завтра. Наверняка он в отместку мне сейчас в клубе кадрит очередную красотку. Сладко потянулась, вспомнила прощальные слова Валентины Ивановны: «Доброй ночи, доченька» и спокойно уснула.
Я просыпаюсь в шесть утра от голода. В животе у меня урчит. Я выхожу на веранду. Вдали я вижу Лильку, она быстро идет от дома брата, в кроссовках на босу ногу и пижаме, на ходу собирая в хвост длинные растрепанные волосы. Интересно, что она у него делала в такой ранний час? Наверное, по выражению ее лица что-нибудь стало бы понятно, но я вижу только ее спину, хотя, даже по спине понятно, что она крайне раздражена. Вдруг она резко останавливается, оборачивается и кричит брату, который лениво курит у открытой входной двери:
— Чтобы через полчаса был готов!
— Не ори! — так же зло и раздражительно кричит он.
Я не еду к Егорычу в больницу, потому что Лилька хочет забрать свои вещи из городской квартиры и тогда для меня просто-напросто не будет места в машине. Она настроена всерьез обрубить концы и остаться в Питере, а для этого ей нужно продать эту квартиру, что бы был начальный капитал для приобретения жилья там.
Я же наслаждалась тишиной раннего утра и возможностью целый день провести с Валентиной Ивановной. Приняла душ, оделась и пошла к ней завтракать. Войдя на кухню, я увидела, что за столом уже собрались все. Ждали только меня. Витали ароматы бекона, яиц, поджаренных тостов. На тарелках появилась еда, чашки наполнились. Валентина Ивановна нежно улыбнулась мне, я подцепила вилкой кусок яичницы. Нам было весело, мы были предупредительны друг к другу, словом, настоящий семейный завтрак. Жизнь не пожалела никого за этим столом. Но вопреки всему, мы старались держаться, примириться с тем, что свалилось, радоваться маленьким моментам счастья. Такая вот смесь инстинкта самосохранения и фатализма. Они приняли меня вместе со всеми моими проблемами и продолжали оставаться со мной. И я была им за это очень благодарна. Я чувствовала себя полноправным членом семьи, которого любят и о ком переживают.
— Ну вот, обе мои девочки со мной, — она нежно погладила нас по волосам, когда Вадим ушел за машиной.
Мне было так неловко, что это не могло не броситься в глаза.
— Расслабься. Мама говорит чистую правду. К тому же ты была в двух шагах от того, чтобы стать моей сестрой, — съязвила Лилька.
Мы хором расхохотались.
И, прихлебывая чай, я говорила себе: они правы, сейчас я действительно завтракаю с матерью и сестрой. С сестрой, с которой мы дурачимся, словно нам по пятнадцать, и с нашей мамой, которая призывает нас к порядку.
Лиля достала смартфон, чтобы увековечить момент. Валентина Ивановна со смехом согласилась позировать, я присоединилась к ней. Лиля сделала несколько селфи, запечатлевших нас троих.
— Сегодня папе покажу…
Так я не хохотала уже много лет. Я как раз корчила рожицу, когда открылась дверь, и вошел Вадим.
— Кто-нибудь видел такую Леночку? — воскликнула Валентина Ивановна, тоже хохоча.
— Это все Лилька! — удалось мне выговорить сквозь смех.
Дурачества Лили и вид счастливой Валентины Ивановны избавили меня от дискомфорта, вызванного присутствием Вадима. Ну, или, по крайней мере, помогли как-то справиться с ним. Мы болтали без умолку — обо всем и ни о чем, просто радуясь тому, что вместе.
— Ладно, пора ехать, — он направился на улицу, и Лилька поспешила за ним.
Когда мы остались вдвоем, Валентина Ивановна меня спросила:
— Какие у тебя планы?
— Ну … я пока не знаю…думаю, пусть все идет, как идет.
— А что ты будешь делать с домом? Продавать?
— Нет. Пусть пока стоит…
— Дому нужны люди. Если дом стоит пустой, без людей — это как сердце из него вынуть. Все в нем проседает, провисает и сам он заваливается на бок.
— Я уезжаю ненадолго. Следующим летом обязательно приеду сюда с малышкой.
— Мы так будем рады! — Она улыбнулась. — А что твой муж?
— Рома мне не муж.