Твой выстрел — второй

— Простите, — сказал он, — здесь живет Виктория Георгиевна Бармина? Или я ошибся? Да нет, я же бывал здесь не раз. Я ее племянник. Из деревни приехал денька на два.

Интересно, думал он, а как ты, брат, выйдешь из положения, если она и есть Бармина? По возрасту вроде подходит.

— Она жила здесь, — тихо ответила женщина, — а недавно переехала. Дом купила.

— Дом? — снова изумился Федор. — Да она что? С ума сошла? У нее и эта квартира для троих не тесная.

— Да, две комнаты, — так же тихо сказала женщина. — Светлые, теплые. Я так рада! — она улыбнулась.

— Вот так тетка! — сердился Федор. — Дом купила, а старшей сестре — ни гу-гу. Где ж мне теперь ее искать? Шутейное ли дело? Она хоть у вас бывает?

— Нет. Я даже и не видела ее ни разу. От соседей, правда, слышала, что дом она купила на улице Пестеля. А номера не знаю, она никому не сказала.

Все так удачно, так культурненько получилось, что Федора неудержимо потянуло на улицу Пестеля: может, и там что-нибудь выгорит? Ибо сказано, хватай удачу за хвост, а не то неудача пырнет рогами…

Надо съездить, пожалуй. Когда вернется в отдел, выложит на стол целое лукошко фактов, все скажут: aй да Федя! Пора уже, скажут, переводить его из старших сержантов в младшие лейтенанты. Сейчас он сядет в трамвай и дорогой продумает, под каким видом явиться к новым соседям Барминой. Ясное дело, племяшом тетки Вити представляться им ни в коем случае не следует.

Но в трамвай Федор Кузьмин не сел. Он как-то странно затоптался на месте. Слово «племяш» ему очень не понравилось, сочилась из него какая-то отрава. «Племяш, племяш, — шептал Федор. И тут его пронзило: — Ах ты, сукин сын, дубина стоеросовая! Вот уж поистине — заставь дурака… А если у Барминой нет сестры и племянника? А если она, годами жившая в этом многоквартирном доме, придет навестить своих соседок? Что тогда? В младшие лейтенанты захотел, карьерист несчастный! Нет, брат, ходить тебе да ходить в сержантиках до окончания своего милицейского века. Наследил, как неповоротливый деревенский увалень, и радуешься».

Начальнику окружного розыска Геннадию Владимировичу Миловидову он рассказал все без утайки, за исключением, конечно, розовой мечты о лейтенантских кубарях. Выслушав, Миловидов сказал:

— Инициатива, — хорошо, а что есть сверхинициатива, Федор?

— Глупость, — убито сказал Кузьмин.

— Истинно. Но с другой стороны… Сидючи за столом, ни глупых, ни умных поступков не совершишь. А это еще хуже. Ты же все-таки сделал два добрых дела.

Федор воспрянул духом и с интересом глянул на своего начальника. Начальник развивал мысль дальше:

— Первое твое доброе дело — ты материализовал для нас Бармину. У меня нет теперь почти никаких сомнений, что тетя Витя из показаний Панкратовой и твоя тетя Витя, — тут Миловидов тонко, но как-то неопределенно улыбнулся, — а также Виктория Георгиевна Бармина, проживающая ныне на улице Пестеля, — одно и то же лицо. Второе твое доброе дело — у тебя хватило ума не пойти на улицу Пестеля. Не зная общего хода операции, не следует соваться туда, куда тебя не просят. Ты был послан за кирпичиком для здания, ты этот кирпичик принес — и достаточно, а что сверх того, что от лукавого. А теперь бери ноги в руки, дуй снова на Народнобульварную, поговори с женщиной, которой ты представился племянником тети Вити, предъяви ей свои документы и попроси молчать.

— Да-а, — сокрушенно протянул Федор. — Мог бы и сам догадаться. Простенько и чисто. Тыщу раз так делал.

— Ничего, — успокоил его Миловидов. — Ты не догадался, начальство догадается. На то оно и поставлено.

Когда Кузьмин вышел, Миловидов поднял телефонную трубку.

— Луценко? Здравствуй. Вышли мы на тетю Витю. Какую Витю? Ты, гляжу, показания арестованных дюже внимательно читаешь… Да, да, та самая. Двигай ко мне, Луценко, сейчас Тренкова попрошу прийти, обговорим детали. Ох ты, какой гордый…. Хорошо, мы с Тренковым придем к тебе. Тяжелый ты человек, Луценко, мрачный, старость твоя будет одинока и печальна. Готовь своих парнишек, пора и им поработать.

3

— Наконец-то! — сказал Николай Микитась. — Наконец-то! Готов принять участие в операции, товарищ Луценко. Очень уж устал я от безделья, Иван Семенович, вы меня прямо замариновали.

— Радоваться нечему, Коля, — похлюпав простуженным носом, сказал Луценко. — Наш с тобой вариант не проходит. За недостатком времени. До полной ликвидации банды нам осталось семь дней, Коля.

Они сидели на скамье в Братском садике. Луценко на этот раз был в потертом, плохо греющем ватнике, в старом треухе и порыжелых кирзачах — личность совершенно невидная, так одеты тогда были многие горожане.

— Погляжу я на вас, астраханцев, — скорохваты вы, — позволил себе заметить Микитась. — Вынь да положь банду в кратчайшие сроки. А так наши дела не делаются.