Твоя хорошая тревога. Как научиться правильно волноваться

Дэвид был бизнесменом, инвестором и предпринимателем. Последние несколько лет он жил и строил свою компанию в Шанхае, но при этом ездил в Калифорнию, чтобы провести время с семьёй. Я видела брата совсем недавно, когда мы оба прилетали на Западное побережье, чтобы побыть с мамой после смерти отца. В последние годы жизни отец страдал от деменции, и его смерть (также от внезапного сердечного приступа), какой бы болезненной она ни была, не стала для нас неожиданностью. Я представляла и готовилась к тому, что будет, если/когда мы его потеряем. Но Дэвид? Его смерть оказалась чем-то непостижимым.

В первые несколько часов после известия всё происходящее напоминало какой-то сюрреализм. Я чувствовала себя оторванной от реальности. Мой мир внезапно раскололся, и хотя всё выглядело точно так же, как и всегда, я прекрасно понимала, что отныне жизнь больше не будет прежней. Как можно потерять человека, который должен был оставаться рядом до самого конца твоих дней? В последние несколько лет мы с братом стали отличной командой, организованной и сплочённой в заботе о родителях. Он занимался финансами, я – медициной, и мы оба получали огромное удовлетворение от совместной работы над самым важным делом – заботой о людях, которых мы любили больше всего.

На каком-то подсознательном уровне я понимала, что переживала шок. Даже сейчас, при написании статьи, я помню, как в груди в тот момент колотилось сердце, как вспотели ладони, как помутнело в глазах. Единственное, что заставляло меня двигаться, – это мысли о маме, невестке и племяннице. Мама ещё ничего не знала. Да и как я вообще могла сказать ей, что её единственный сын умер?

Я инстинктивно понимала, что такую новость нельзя сообщать по телефону: мы обе всё ещё оправлялись после потери отца. Поэтому, чтобы поговорить с ней лично, я купила билет до Калифорнии. Это был самый ужасный перелёт в моей жизни.

Впоследствии я искренне гордилась своим решением. В тот день в мире не было никого, в ком бы я нуждалась больше, чем в моей матери, и я знала, что она чувствовала то же самое по отношению ко мне. После нашей беседы я села за стол в гостиной и поговорила со своей невесткой с Западного побережья. Мы спросили, в чём она нуждалась, и предложили приехать. Она поблагодарила, но от помощи отказалась. Дальше мы просто поддерживали контакт, утешая друг друга и уверяя, что всё обязательно образуется.

Всю первую неделю после смерти брата я помогала маме принимать соболезнования от друзей и родственников: они звонили, приходили и приносили столько еды, что мы не знали, куда её девать. Некоторые люди рыдали в трубку, не в силах справиться с горем. Другие присылали искренние сообщения по электронной почте. Кто-то приходил лично, чтобы вспомнить, как в детстве Дэвид бегал по улицам и постоянно попадал в неприятности. А были и те, кто пытался нас хоть как-то отвлечь. Наверное, больше всего мне пришёлся по душе визит двоюродного брата: он зашёл в дом, сел и сразу же начал показывать огромную подборку фотографий двух последних отпусков. И знаете что? За всю неделю это было самое приятное времяпрепровождение. Он ни разу не упомянул моего брата – да и не нужно было, потому что мы и так знали, что чувствовали. Его поступок стал для нас глотком свежего воздуха. Как же было приятно для разнообразия сосредоточиться на фотографиях огромных кружек пива в немецких пивных и вкусных тарелок с едой в токийских ресторанах!

Когда я вернулась домой в Нью-Йорк после семи дней, проведённых с мамой, моя жизнь как будто оборвалась. Сильная тревога сменилась тяжёлой депрессией. Я почти никому не рассказала о случившемся и, конечно же, не стала упоминать о трагедии в социальных сетях: публичное заявление вернуло бы меня к реальности, напомнило бы, что Дэвида и правда больше нет. Знаете, как я себя чувствовала? Как будто я вышла из душа, обнажённая, ни о чём не подозревающая и абсолютно уязвимая, и тут на меня обрушилось цунами глубокой печали.

Хотя я прекрасно понимала, что я не первая, кто столкнулся с неожиданной смертью близкого человека, моему потрясению не было предела: я даже не представляла, насколько сокрушительной может быть утрата. Я обнаружила, что прохожу через циклы успокоения и тоски, причём более затяжные периоды скорби случались тогда, когда я случайно натыкалась на предметы, напоминающие мне о брате.

Да, то лето выдалось далеко не радужным.

Но и на этом всё не закончилось: меня осенило, что мне придётся пройти через самый тяжёлый опыт в своей жизни – написать и произнести надгробную речь. Для меня это событие приобрело ещё большую остроту, поскольку три месяца назад, когда скончался отец и мы с братом планировали поминальную службу, я отчётливо понимала, что не смогу выступить: моё состояние не позволяло взять себя в руки. В тот раз эта задача легла на плечи Дэвида. Его речь была проникновенной и включала в себя историю, которую я никогда раньше не слышала, о неугасающем оптимистичном духе отца, прекрасно отражающую его поддержку, доброту и любовь в нашей жизни.