Твоя поневоле

Возможно, именно поэтому он родился таким… странным и, скорее всего, именно поэтому Игорь не хотел больше детей, ни от меня, ни тем более от своей жены. Он боялся, что в следующий раз "неправильный" ген выстрелит с наиболее страшными последствиями, чем аура цвета индиго.

Господи, я была с Игорем почти пять лет, я родила от него ребёнка, но совершенно его не знала. Ничего не знала!

Вытаскиваю ладонь из рук Кая и обнимаю свои плечи. От чего-то вдруг стало невыносимо холодно.

— Я ненавижу своего отца, — шепчет он, и я ощущаю, как его ненависть осязаемо вибрирует в воздухе. Словно слова возымели оболочку, они горят, плавятся и тянутся раскалёнными струями, прожигая. — Ненавижу за мать. Он был гораздо старше и прекрасно знал, что делает. Он приручил её и потом изменял ей всю жизнь, он заставил её избавиться от ребёнка. Это он довёл её…

Нахожу на смятой простыни его стиснутый кулак и сжимаю своей рукой.

Всё оказалось гораздо сложнее, чем я думала. У поведения Кая, у его странных, местами ненормальных поступков есть почва. Я не оправдываю его, но его жизнь, которая всегда казалась мне полной чашей, оказалась не такой уж и радужной. Вернее, она оказалась ужасной.

Сколько ещё скелетов спратано в шкафах этой закрытой от общественности семьи?

Зато теперь стало понятно, почему Игорь так оберегал её от любопытных глаз. Ему было, что скрывать.

— Спасибо… — шепчу.

— За что?

— За то, что поделился со мной.

— Я всегда был честным с тобой, — кажется, он наконец-то снова пришёл в норму: мышцы его расслабились, прежде сжатая в кулак ладонь гладит мой живот и, даже не смотря на накалённую обстановку, я ощущаю медленно нарастающее желание. Это какое-то проклятие, не иначе.

— Когда ты уехала тогда, я правда хотел уйти с твоего горизонта, но… не смог. Я люблю тебя, Натали. Думаю, если ты попробуешь увидеть меня другим, ты полюбишь меня тоже.

Глупый, я, кажется, уже́… - чуть не слетает с моих губ, но я вовремя заставляю себя заткнуться.

То, что я до дрожи хочу заниматься с ним сексом, не имеет ничего общего с любовью! И то, что я безостановочно думала о нём все эти проклятые восемь недель тоже ни о чём не говорит. Он просто… моё наваждение, это пройдёт.

Пройдёт же, правда?!..

Это же не любовь?

Я же не могла влюбиться в парня, который моложе меня на целых одиннадцать лет! К тому же парня сумасшедшего, поистине чокнутого. Он избил Проскурова только за то, что я — не он меня — я поцеловала его на прощание в щёку! Разве это нормально?

Он приковал меня наручниками к кровати, он жёг свои руки, намеренно причиняя себе боль…

Я опасаюсь его. Хочу и опасаюсь. Это просто безумие.

— Не волнуйся, я никому не расскажу о том, что сегодня узнала, — мой шёпот в ночной тишине смешивается с глухим боем часов из соседней квартиры. — Карьере твоего отца ничего не угрожает. Я понимаю, что если об этом пронюхают журналисты, Игорю придётся не сладко.

— А я никогда не хотел, чтобы ему было сладко, — красивое лицо из расслабленного становится напряжённым, даже жестоким: скулы заострились, взгляд приобрёл стальную твёрдость. — Я бы сам поделился многим с прессой, лишь бы его утопить, но не хотел впутывать во всё это мать. Я был относительно хорошим сыном только из-за неё. Я любил её. Хоть кто-то её любил… — повисает гнетущая тишина, и я не знаю, что на это всё можно ответить. Происходящее настолько ужасно, что просто в голове не укладывается.

— Теперь мамы нет и твои руки развязаны…

— Я не стану чернить её имя даже после смерти. В чём была её вина? В том, что когда-то она, молодая и глупая, полюбила не того? Да и если бы даже захотел мести, то сейчас всём этом нет никакого смысла, — продолжает он, и я напрягаюсь.

— То есть? Игорь не собирается больше баллотироваться?

— А ты разве не знаешь? Отец умер. На прошлой неделе в Таиланде.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 42

Меня словно безжалостно окатили ледяной водой. Широко раскрываю глаза и не могу — не хочу верить в услышанное.

— Это шутка? — сиплю. — То есть как это — умер?

— Ну, как умирают люди? Раз — и нет больше человека, — спокойно произносит Кай, и меня даже не изумляет — шокирует его безмятежность.

Господи, да у него счастливое лицо. Он счастлив! Он улыбается. Я вижу, что кончики его губ чуть приподняты вверх.

Давлю рукой на его затылок, призывая убраться с моих колен. Снова накатила тошнота.

Быстро поднимаюсь с постели и, намотав вокруг груди простынь, подхожу к раскрытому окну. Уперевшись ладонями о подоконник, судорожно вдыхаю носом свежий ночной воздух и всё равно кажется, что вот-вот — и я задохнусь.

Да, Кай его ненавидел, но… Игорь умер. Человека больше нет! Каким бы он ни был… Он же его отец! Как можно этому радоваться?!

— Как это произошло? — спрашиваю, не оборачиваясь.

— А ты что, новости не смотришь?

— Нет, я не смотрю твои сраные новости! — теряю терение. — Отвечай!