Медленно. Эротично. Так невыносимо томно.
Облизываю пересохшие губы и прочищаю горло, проталкивая ком, мешающий дышать.
— Зачем ты пришёл? — вторая попытка. Но тщетная: он не отвечает. Он молча гладит внутреннюю сторону моего бёдра, попутно избавляя свободной рукой от одежды: пуговица за пуговицей — одно оголённое плечо, другое… и моя рубашка струящимся водопадом летит на ламинат.
— Кай…
Как долго я не произносила вслух его имя… Кай.
Кай…
Вместо ответа он находит молнию на моей юбке и неторопливо тянет собачку вниз. Ещё вчера деревянное тело оживает и унизительно отзывается на его прикосновения. Дыхание становится тяжелее, между ног жарче, пульс превышает все допустимые пределы.
То ли явь, то ли снова бред.
Я противлюсь из последних сил:
— Зачем ты избил Руслана?
— Потому, что ты моя.
Юбка падает на пол. Я в одном белье, он — полностью одетый: чёрная рубашка с закатанными до локтя рукавами, чёрные джинсы, чёрные кожаные лоферы.
— Я не твоя.
— Нет, моя…
Ладони ложатся на мой живот и плавно скользят выше: по груди, шее, лицу и смыкаются на затылке.
— … вся.
Его губы находят мои, и я сдаюсь… поднимаю прежде висевшие плетью вдоль тела руки и запускаю пальцы в его волосы. Они точно стали короче, но я осязаю их знакомую жёсткость и от чего-то вдруг так нестерпимо хочется плакать.
Я целую его, не позволяя себе даже короткого вдоха. Я боюсь потерять его губы.
Кай. Он здесь.
Как же сильно я по тебе скучала.
Часть 40
— Тебе говорили, что ты очень красивый?
— Постоянно.
Раздвинув ноги, я сижу на бёдрах Кая и бессовестно рассматриваю его сверху вниз. Моя голая грудь с этого ракуса выглядит не в самом лучшем свете, но мне плевать. Рядом с ним я чувствую себя желанной. Женственной. Сексуальной.
Кай. Такой отвратитильно-прекрасный Кай лежит на моих скомканных простынях, и я откровенно любуюсь совершенством его идеально скроенного лица и безупречностью молодого, пышущего силой и здоровьем тела.
Зачем создавать человека настолько прекрасным и в то же время опасно-безумным? Чей ген был бракованным: Игоря? Его жены?
И насколько опасна эта кривая цепочка нолей и единичек в сложной формуле генной спирали для будущего потомства Кая?
Впрочем, какая мне разница, всё равно не я стану матерью его детей…
Кладу ладони на его грудь и неторопливо веду вниз; по скульптурным кубикам идеально прокаченного пресса, до тёмной дорожки, ведущей от пупка к месту, на котором я сижу.
Ему приятно, он абсолютно расслаблен: заложив руки за голову смотрит в тёмный потолок, лишь изредка освещаемый фарами проезжающих мимо окон машин.
— Зря ты так с Русланом. У нас с ним ничего не было, — мои руки снова скользят выше, но уже не подушечки пальцев, а ногти рисуют на его коже невидимые узоры.
— Я знаю. Если бы было, я бы его убил, — произносит так буднично, и руки мои непроизвольно застывают. — Шутка.
Его губы растягиваются в улыбке, которая, по его мнению, должна была бы меня успокоить, но мне почему-то вдруг кажется, что за показной безмятежностью скрывается отнюдь не тихий омут.
Отмираю и продолжаю осторожную прогулку по его телу. Сильные руки, крепкие предплечья, широкие запястья. Я питаю слабость к красивым мужским рукам, а руки Кая, банально, но они идеальны. Кай. Мальчик, слепленный по образу и подобию самого дъявола. Мой персональный змей-искуситель.
Хотя какой же он мальчик — мужчина. Начиная от внешности и заканчивая дерзостью совершаемых им поступков. А ещё он умный, и я сейчас не о том уме, что позволяет ему решать сложные уравнения, а об уме, которому набираются только лишь с жизненным опытом. Но ему только двадцать лет, когда он успел…
Впрочем, я так мало о нём знаю. Порой кажется, что я не знаю о нём ничего.
Он ловит мои руки и осторожно подносит к губам, целуя по отдельности каждый палец. Так ласково, так сладко, что я снова ощущаю нарастающее возбуждение, хотя мы только-только прекратили заниматься любовью.
— Можно я закурю? — его шёпот добавляет градуса в распаляющийся костёр.
— В постели — нет, — отвечаю ему в тон, не желая размыкать веки.
— Тогда мне придётся выбраться из постели, — он аккуратно снимает меня с себя и поднимается, демонстрируя голые округлые ягодицы.
С наслаждением ныряю на его место и притягиваю к себе подушку, которая хранит его тепло и неповторимый томительно-пряный аромат мужчины. Мужчины, который по нелепому стечению обстоятельству никак не должен быть сейчас в моей кровати, начиная от возраста и заканчивая тем, чей он сын — абсолютно всё против.
Подойдя к окну, Кай тянет на себя ручку створки — комнату заполняют звуки улицы и ночная прохлада, а через мгновение и запах дыма сигарет.
Я бы тоже выкурила одну, сделала бы пару затяжек из его рук, как тогда, в том доме, но я не хочу вставать и разрушать волшебство момента.