Вот это самое «вознаграждение» и есть срыв, рецидив, волк в овечьей шкуре. Мы балуем себя не кабачками, а картофельным пюре. Или булочками с маслом. Или… в общем, балуем мы себя исключительно чем-нибудь вредным! Отказываясь от той еды, которая нас провоцирует, мы быстро начинаем провоцировать себя самим фактом, что питаемся правильно, — а значит, нам «можно».
«Я с переменным успехом посещала общество анонимных обжор — в общей сложности лет двадцать. Я потратила годы на „серый листок“. Я заполняла всевозможные диетические опросники и анкеты. Я была очень умеренной в еде и оттого очень худой, иногда даже слишком худой. Мой куратор советовал не быть такой жестокой с самой собой, но мне непременно нужно было либо все, либо ничего. Если я срываюсь и заказываю себе кусок пирога, мне необходимо, чтобы это был обязательно угловой кусок, и глазури на нем побольше», — категорично и настойчиво заявляет Сюзанна. В глазах окружающих людей это худая, почти слишком худая девушка. В глазах самой Сюзанны — она толстая. В спальне у нее стоит беговая дорожка, и девушка занимается на ней каждую ночь. Когда она срывается с диеты — удваивает себе нагрузку.
«Хочу избавиться еще от девяти килограммов. — Сюзанна щиплет себя за талию, где едва можно ухватить хотя бы дюйм кожи. — Может быть, я слишком увлеклась и зашла уже слишком далеко. Может быть, мне стоит обратиться за помощью…» Она умолкает.
Тут на самом деле не может быть никаких «может быть». Помощь Сюзанне действительно необходима — она избавит девушку от оков навязчивой идеи, связанной с потерей веса. Если она научится не есть именно угловой кусок пирога, то уже сделает огромный шаг вперед. Хорошо продуманные диеты, вроде диеты Южного берега, обычно допускают тот факт, что человек может периодически срываться и объедаться. Постоянная физическая нагрузка — лучший предохранитель от таких мини-рецидивов. В «Нью-Йорк Таймс» недавно вышла статья: в ней рассматривалась положительная роль упражнений, которыми можно заниматься после того, как сорвался и переел. Длительная пешая прогулка, беговая дорожка, степпер, полчаса на велотренажере — все это замечательные боеприпасы в войне с лишним весом. А мы ведь не сомневаемся, что это настоящая война, правда?
«Я все делаю строго по калориям, — делится Дженис. — Если я съела лишних 350 калорий, значит, должна сделать упражнений столько, чтобы сжечь эти 350 калорий. Иными словами на завтрак я могу позволить себе блинчики, если после него встану на беговую дорожку».
Самое худшее, что тут может быть, — когда рецидив остается «неотвеченным», незамеченным. Если съеденный кусок пирога не сопровождается соответствующими упражнениями, он откладывается лишними сантиметрами на талии и бедрах.
«Мне не кажется, что я беспомощна в том, что касается рецидивов, — настойчиво возражает Мэри. — Когда у меня возникает желание поесть, я пью воду. Пара стаканов, как я обнаружила, обычно убивают аппетит, заглушают страсть к самоуничтожению. В холодильнике у меня всегда стоит вода, так что, если я чем-то соблазняюсь, то всегда могу дотянуться и взять с полки бутылку».
Впрочем, многим из нас вода кажется совершенно непривлекательной субстанцией — безвкусная, пресная, даже отталкивающая жидкость. Но сейчас на рынке продается много ароматизированной воды — она может обмануть наши вкусовые рецепторы.
«Я пью лимонную и клубничную воду, — говорит Карла. — Так я обманываю саму себя. Например, хочется мне съесть все ириски, что остались от Хэллоуина. Я говорю себе: окей, только сначала выпей четыре бутылки воды. На третьей бутылке всякое желание что-то съесть всегда пропадает».
Кое-кто даже держит воду постоянно под рукой — в буквальном смысле: упаковки с бутылками в спальне возле ночного столика, возле телевизора, в столовой, плюс забитый ими холодильник.
«Для меня вода — своеобразная страховка от обжорства, — делится Анна. — Не знаю, что такого в двух стаканах воды, но после них не хочется ни шоколадки, ни мороженого, ни еще чего. В сложных случаях, вроде вареной сгущенки, требуется три стакана, но я даже никогда не опустошаю бутылку до дна. Вот это настоящее чудо».
При работе с потенциальными срывами и нашей к ним склонностью чудеса бы никому не помешали. Суть здесь в том, чтобы остановиться до того, как позыв к вредной еде перейдет в настоящий запой. Здесь-то нам и пригодятся дневник и четыре вопроса. «Хочу ли я есть? — спрашиваем мы себя и часто отвечаем: — Нет, но мне неспокойно». Спрашиваем дальше: «Хочу ли я съесть именно это? Хочу ли я съесть это именно сейчас? Могу ли я съесть вместо этого что-то другое?» И тут вдруг — о чудо! — грозившее нам высококалорийное обжорство загадочным образом растворяется в чашке желе, или в зеленом яблоке, или в кусочке острого сыра чеддер.