Творческое письмо в России. Сюжеты, подходы, проблемы

Перевел «Кирилку» для журнала Мориц Максимилиан Пыддер – писатель и переводчик (в том числе романа Толстого «Война и мир», который как раз в 1898 году начал частями публиковаться в газете Postimees), а также автор грамматики русского языка. Краткую характеристику «Кирилки» в эстонском переводе также дал Н. Андресен. В целом высоко оценивая перевод и называя Пыддера одним из лучших переводчиков своего времени, Андресен отмечает отдельные трудности, возникшие у переводчика при передаче специфической народной лексики: «Tõlge on üldiselt hoolikas, olgugi et venepärasused on mõnikord tõlkijale raskusi tekitanud. Talumehe kõne rahvakeelsus on saavutatud kohalike vahenditega: too räägib tartu murdega segatud ühiskeelt» / «Перевод в целом точный, хотя русская лексика иногда доставляла переводчику затруднения. Народная речь крестьянина передана местными средствами: он говорит на литературном языке, смешанном с тартуским диалектом»536.

Примеров Андресен не приводит, но они легко обнаруживаются при обращении к тексту, особенно – в переводе реплик крестьянина Кирилки:

Iga’s too ei takista, kõrgeavvoline herra, prõlla jääb ta saisma. Võtke vaivalt kaeda, kuis ta pääle rõhub… Sääratsel paksul minekul pias ta jost prõlla saisma jääma… Sääl, verst maad ülevan pool, om käänd. Niipea kui tolle pääle johtusse, siis om asi tettu. Jääpunk om iks too käre ea-ajang… ent kui toosamane ajang sinna vesiväratide man nõna taade saisma jääs – siis om tal ka tõtesti päätus een. Kitsal kohal om tal iks oma saisatus.

Не задержит, ваше благородье, сичас встанет… Изволите видеть, как прет? В этаком густом ходу не может он не встать… Там на версту выше коса. Как на нее навалит – так и готово дело. Вся штука в большой чке… ежели чка увязнет в воротах около косы – тут ему и препона! Тиснет ее в узину – она весь ход и задержит…

В переведенном отрывке смесь просторечья и диалектизмов отчасти соответствует особенностям речи Кирилки в оригинале («прет», «этакий», «тиснет», «чка»), однако речь Кирилки у Горького гораздо более нормативна (в ней преобладает не просторечье и диалектные формы, а эмоциональная разговорная лексика) и даже не лишена претензий на изящество, что создает легкий комический эффект («Изволите видеть, как прет?»), также пропадающий в переводе. В целом перевод существенно огрубляет речь крестьянина, снижая и упрощая образ Кирилки в целом537.

Вольности переводческой интерпретации не ограничиваются лексическим уровнем. Приведем самое начало рассказа:

Vaevalt oli kummsaan metsast täie hooga välja lagendikule karanud ja sellega ühtlasi mulle lala, aga tumeda silmaringi avanud, siis ajas ennast Issai pukil pool püsti, sirutas kaela ette poole, vaatas kaugusesse ja hüüdis:

«Oh, sa kuramus… nagu näib, on ta juba minema hakanud!»

«Hoh? Mis on?»

«Aga tõesti… Ta näib liikvel olevat… Kihuta rutemini!»

«Oh, sa tuline tõbras! Nõõ!»

…Когда возок выкатился из леса на опушку, Исай привстал на козлах, вытянул шею, посмотрел вдаль и сказал:

– Ах ты чёрт, – кажись, тронулась!

– Ну?

– А право… как будто идет…

– Гони скорее!

– Э-эх ты, мар-рмаладина!