Творения догматико-полемическое и аскетические

И бывает отсюда, что, когда душа человека по причине охлаждения или нерадения воли готова бы снова склониться к плотским похотям, ее обуздывает рвение духа, не удовлетворяющегося земными благами. Когда же дух в горделивом возношении сердца порывается к превышающим силы подвигам, его возвращает к должным пределам немощь плоти, и он, возвышаясь над охлажденными состояниями воли нашей, с умеренною ревностью и усердием к трудам ровною стезею начинает востекать к предназначенному совершенству.[1386] Путь трудничества в жизни подвижника со стороны внутреннего человека открывается внутреннею бранью с самим собою, потому что никто не враждебен человеку столько, сколько его собственное чувство; враги у него домашние его [1387] – поселившиеся в нем пороки и дурные наклонности. «Нам нечего бояться внешнего неприятеля, – говорит Кассиан, – определяя характер борьбы подвижника: враг в нас самих скрывается. У нас ежедневно происходит внутренняя борьба; по одержании победы над ней все внешнее сделается слабым, и с воином Христовым все помирится и покорится ему. Мы не будем иметь такого неприятеля, которого бы надобно было бояться вне нас, если внутреннее в нас будет побеждено и покорено духу».[1388] Душа человека погружена в великое развращение и пороки, и они, питая ее вредными соками, держат ее как бы в плену.[1389] Эту разнообразную зависимость человеческой души от пленяющих ее пороков Кассиан очень живописно представляет в образе заимодавца. Он выводит одного старого монаха, который, рассуждая с мирским философом о свойстве чревоугодия, сказал такую притчу. «Отец мой, – говорил он, – оставил мне уплачивать долг моим кредиторам: всем вполне заплатив, я не могу удовлетворить одного». На требование философа раскрыть эту притчу монах сказал: «Я по природе подвержен многим порокам, но по внушенному Богом желанию освободиться от них освободился, а от нападения чревоугодия никак не мог освободиться».[1390] С этими-то заимодавцами – пороками – и приходится иметь дело всякому подвижнику Христову в период трудничества. Со всем постоянством должно нам заботиться о том, чтобы внутренний наш человек отверг и расточил все собранное им в прежнем состоянии богатство пороков, кои, внутренне сроднившись с телом и душою, составляют неотъемлемую нашу собственность, так что и по исходе не перестанут сопровождать нас, если не будут отсечены и отвергнуты, пока еще пребываем в теле.[1391] Посему их нужно изгнать, а вместо них поселить в душе добродетели,[1392] подобно тому как сыны Израилевы изгнали хананеев из земли обетованной и заняли это свое древнее отечество. «Этот образ, – говорит Кассиан, – верно относится и к нам. Ибо воля Божия обладание сердцем нашим предоставила не порокам, а добродетелям, которые после преступления Адама, по усилении пороков этих народов хананейских, из собственной области были изгнаны, а потом, по благодати Божией, нашим старанием и трудом опять возвращены, и они заняли не чужие, а свои земли».[1393]

Но для того, чтобы произвести это освобождение нашей души от рабства пороков, необходимо сначала познать свойство всех пороков и способы их врачевания, а потом наблюдать и порядок насаждения добродетелей. Если же человек не уразумеет ясно свойство пороков и способы их истребления, то не будет в состоянии освободиться от них и насадить добродетели. «Надобно знать, – говорит преп. Кассиан, – что нам должно подвизаться с двояким намерением, как для изгнания пороков, так и для приобретения добродетелей», и этот порядок положен как бы Самим Богом. Слова Господа к пророку Иеремии: вот я поставил тебя сегодня над народами и царствами, чтобы искоренять и разрушать, губить и истреблять, созидать и насаждать (Иер. 1:10) – указывают именно на задачу подвижника: истреблять страсти тела и души и созидать духовные добродетели.[1394]