Творения догматико-полемическое и аскетические

Вот почему преп. Кассиан и путь подвижничества называет путем восхождения от молитв, совершаемых в установленное время и с известной целью, к непрерывному постоянству молитвы,[1610] в которой уже выражается состояние души человека на степени совершенства. И подвижник, по мнению Кассиана, непременно должен выработать это непрерывное постоянство молитвы путем упражнения в этом подвиге, так как этого требует прямая задача его жизни. «Цель всякого монаха и совершенство сердца, – говорит преп. Кассиан, – состоит в непрерывном постоянстве молитвы и, сколько возможно бренному человеку, в невозмущаемом спокойствии ума и всегдашней чистоте его. К достижению сего нужны: неослабный телесный труд и сокрушение духа, так чтобы между тем и другим находилась тесная и взаимная связь. Ибо как все добродетели стремятся к совершенству молитвы, так и сами не могут быть твердыми и постоянными без нее».[1611] По отношению к этому совершенству непрестанной молитвы опыты прежних упражнений в молитве относятся как моментальные проблески света и духовного подъема к полному духовному осиянию. И если раньше частные опыты молитв были по своему характеру подвигами, то по мере духовного совершенствования это уже является жизненной сферой духа человеческого, его блаженством. Насколько можно выводить определение молитвы из рассуждений преп. Кассиана об этом предмете, молитва в ее простейшей и первоначальной форме есть временное обращение к Богу – попытка войти в положение духовного соотношения с Ним и в известной мере и степени переживание этого общения с Богом.[1612] Сообразно с теми поводами или субъективными состояниями человека, которые побуждают его обращаться к Богу в молитве, виды молитв бывают многочисленны, и никто не может всегда воссылать Богу молитв однообразных, потому что не может всегда пребывать в одинаковом расположении души.[1613] «Всякий, – говорит преп. Кассиан, – иначе молится в веселии, иначе в печали и отчаянии, иначе при духовном преуспеянии»[1614] и пр. Впрочем, существуют четыре вида или, вернее, рода молитв, указываемых апостолом, в которых и выражается основное различие всех молитв: молитвы, моления, прошения и благодарения (1 Тим. 2:1).[1615] Молитва (absecratio), по определению Кассиана, как один из указанных четырех видов, есть умилостивление за грехи, посредством которого человек кающийся испрашивает прощение в беззакониях. Моление (oratio) есть просто обет или обещание Богу чего-либо. Прошение (postulatio) – молитва за других, когда мы просим о тех, кого любим, или о мире всего мира. Благодарение – это выражение своих чувств при воспоминании благодеяний Божиих.[1616]

По мнению преп. Кассиана, все указанные роды молитв необходимы всякому человеку по различию его душевного состояния, но в практике жизни подвижнической первый вид молитв особенно приличен начинающим, которые сокрушаются еще о своих грехах; второй вид уже преуспевшим несколько в добродетелях; третий – тем, которые, исполняя свои обеты, молятся и за других; четвертый – очистившим себя от пороков. И в этой же практике подвижнической жизни в целях преуспеяния в духовной жизни и добродетелях должно располагать себя особенно к тем видам молитв, которые обусловливаются применительно к духовному возрасту или стремлением снискать добродетель или истребить порок.[1617]

Но для подвижника Христова гораздо важнее знать условия, чтобы молитва достигала своей цели, то есть была действительным общением с Богом и сопровождалась благими результатами. Для этого молитва должна быть чистою, задушевною или искреннею. Этими понятиями чистоты и искренности требуется, чтобы молитва вполне соответствовала своему назначению, то есть была целостным устремлением духа человеческого к Богу, без всякого уже прямого отношения к другим предметам мира. А для этого нужно отложить всякое попечение о вещах телесных и не думать ни о каком недосуге и предприятии, ибо чем бывает занята душа до молитвы, то необходимо приходит на память и во время оной. Очистивши через это ум, необходимо очистить также и сердце изгнанием из него всяких дурных расположений и приобрести расположение глубокого смирения, чтобы быть в состоянии этим очищенным сердцем ощущать сладость богообщения.

«Итак, – говорит преп. Кассиан, – поспешим еще до молитвы изгнать из внутренности сердца нашего то, чего не желали бы иметь во время оной»;[1618] «и если хотим, чтобы молитвы наши восходили не только до небес, но и превыше небес, то постараемся поставить ум наш в естественное состояние его духовности, очистив его от всех земных пороков и скверны страстей, чтобы таким образом молитвы его, не отягчаясь более никаким бременем пороков, восходили к Богу».[1619]