Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

[Писание] гласит: И вопроси [1319] Давид лица Господня. И рече Господь: над Саулом и над домом его обида в смерти кровей его, понеже умертви Гаваониты. Давид есть всякий ум, обладающий ясным духовным видением по Христу, [1320] который всегда взыскует лицо Господа. [1321] А лицом Господа является истинное созерцание и ведение божественных [вещей, обретаемые] в соответствии с добродетелью; взыскующий это созерцание научается и относительно причины, вследствие которой [ощущается] недостаток и нужда в ведении. И повелевается [царю] предать смерти двух сыновей Саула от наложницы Ресфы и пять сыновей Меровы, его дочери. Саул же есть, как я сказал, «востребованный ад» или «вожделенное неведение». Очевидно, что вожделенным является неведение, [то есть вожделенной является] законническая буква или телесная сила служения в Законе, которая есть телесное [начало] Закона. [1322] Ресфа, согласно толкованию ее [имени], есть поприще уст, или же научение Закону, сводящееся к одному только [внешнему] произнесению слов его. И тот, кто чужд духовного созерцания Закона, обладает одним только «поприщем уст», [будучи непричастен движению] мысли. У Ресфы имеется два сына — Ермоний и Мемфивосфей. Ермоний есть анафема их, то есть пагуба страстей, осуществляемая в грехе через тело; или же [это имя означает] место, то есть мир, где и ниспослано было [человеку] наказание за преступление [заповеди], то есть сластолюбивая внутренняя привязанность к миру или, возможно, приверженное к материи, безобразное и бесформенное движение страстей. [1323] Мемфивосфей есть позор уст их, что означает противоестественное движение ума окрест порока [1324] или мысленное представление о страстях, а возможно, [страстно привязанное] к миру и телу рачение помыслов. [1325] Или [имя Мемфивосфей подразумевает] движение ума, которое придает образ страстям, а также движение, образующее красоту для чувственного наслаждения. Таковых детей от научения Закону, сводящегося к одному только [внешнему] произнесению слов его, и присуще рождать писаному Закону и смыслу этого Закона, прилепляющемуся к одной только букве. Мерова же, дочь Саула, есть, согласно толкованию ее [имени], «пресыщение горла», то есть страсть чревоугодия. Ибо буквальный Закон, замыкая [в своих] символах тех, кто служит соответственно ему, знает только одно: порождать телесную негу и такое душевное расположение, которое склонно наслаждаться только материальными [вещами]; а ум, вследствие страстно привязанной к плоти жизни, ограничивает [себя одними] образами писаного Закона. Пять сыновей Меровы, дочери Саула, суть пять страстных способов злоупотребления пятью чувствами: эти способы обычно и рождают Есдриэлю, то есть [нашей] созерцательной части, душевное расположение, которое, вследствие [плотской] неги, соответствующей Закону, радеет об одном только теле.

Этих двух сыновей Саула, то есть материю и форму, [1326] и пять внуков его, то есть пять способов злоупотребления чувствами касательно материи и формы (я имею в виду страстную и противоестественную связь чувств с чувственными [вещами], находящимися во власти времени и изменения), [1327] — их, после смерти Саула (то есть после перехода через телесное служение Закону по букве и через неведение), и предал, по Божиему решению, чудный Давид на смерть гаваонитянам; то есть духовный закон, или ум, [передал] возвышенным смыслам и мыслям, соответствующим естественному созерцанию, для истребления и умерщвления [проявляющуюся] в символах саму всеобщую связь того, что находится под властью времени, вместе с чувством и телом. Имеются в виду те смыслы и мысли, которые находятся на холме Саула, то есть на холме закона духовного созерцания. Ибо если кто-нибудь, не рассмотрев естественным образом и прежде всего несхожесть символов с божественными и умопостигаемыми [вещами], возжелает прийти в уме к благолепию умопостигаемого, совершенно оставив чувства вне божественного святилища, то он не сможет сразу же уничтожить телесное разнообразие, [обнаруживающееся] в отпечатлениях. [1328] [Пребывая] в этом разнообразии [1329] и долгое время упорно придерживаясь буквы [Писания, человек,] естественно, не избегал нужды [проистекающей] из голода [и потребности в духовном] ведении. [Тем самым] он осудил себя, подобно змию-лжецу, на то, чтобы есть землю Писания, [1330] то есть он питался телом [этого Писания], но не вкушал смысл Христов, или дух и душу Писания — тот небесный и ангельский хлеб (я имею в виду духовное во Христе созерцание и ведение Писаний), который в изобилии дарует и доставляет Бог любящим Его, согласно написанному: Хлеб небесный даде им. Хлеб ангельский яде человек (Пс. 77:24–25).