Творения. Том первый. СЛОВА.

35. Это еще один из его подвигов, меньше достойный удивления. Ибо что удивительного, если самым делом подвергавшийся бедствиям за истину исповедал ее письменно? Но что наиболее убеждает меня удивляться сему мужу, о чем и умолчать нельзя без вреда, особенно в такое время, когда возникает много разногласий, то присовокуплю к сказанному. Да послужит деяние сие уроком и для наших современников, если только захотим подражать ему. Ибо как от почерпнутой воды отделяется не только оставшееся вне почерпнувшей руки, но и вытекающее сквозь пальцы из держимого рукой, так и от нас отсекаются не одни нечестивые, но даже и благочестивые, и не только ради догматов неважных, которые не стоили бы и спора (что было бы еще не так тяжело), но даже ради речений, заключающих в себе один и тот же смысл. Ибо когда благочестно употребляем речения «одна сущность» и «три Ипостаси», из коих первое означает естество Божества, а последнее – личные свойства (ἰδιότητας) Трех, и когда римляне, одинаково с нами разумея, по бедности своего языка и по недостатку наименований не могут различать сущности от ипостаси и потому заменяют слово «ипостаси» словом «лица», дабы не подать мысли, что они признают три сущности, тогда что из сего выходит? Нечто весьма достойное смеха или сожаления. Сие маловажное состязание о звуках показалось разностью веры. Потом вследствие споров о сем произошло то, что в речении «три лица» открыт савеллианизм, и в речении «три ипостаси» – арианизм. Что же далее? По мере того как с каждым днем прибавлялось что-нибудь хотя несколько огорчительное (так как спор всегда производит огорчения), настает опасность, что вместе со слогами расторгнутся и концы вселенной. Все это видя и слыша, сей блаженный, как истинно Божий человек и великий строитель душ, не признал должным оставить без внимания столь неуместное и безрассудное сечение слова, но употребляет свое врачевство против такого недуга. Как же он производит сие? Со всей кротостью и человеколюбием пригласив обе стороны и строго исследовав смысл речений, когда нашел их не отступающими от здравого учения и нимало не разнствующими в понятии, предоставляет им употребление разных именований, связует же воедино самым именуемым. 36. Это полезнее продолжительных трудов и речей, какие всякий уже предает писанию и к которым бывает несколько присоединено честолюбия, и от сего, может быть, вводится ими нечто и новое в самом учении. Это предпочтительнее многих бдений, возлежаний на голой земле, которые приносят пользу только упражняющимся в оных. Это равняется достославным изгнаниям и неоднократному бегству самого Афанасия. Ибо за что решился он терпеть сии изгнания, то самое заботился исполнить по претерпении.

С таким постоянством действовал он и на других, кого похваляя, а кого умеренно наказывая: одних возбуждая в медлительности, в других обуздывая горячность, об иных заботясь, чтобы как-нибудь не пали, а иным подавая средства по падении исправиться. Нравом был прост, в управлении многообразен, мудр в слове, еще премудрее разумом, тихошествен со смиряющимися, возвышен с высокопарными, гостеприимен, заступник просящих, отвратитель зол, действительно в одном себе совмещавший все то, что язычники приписывали по частям которому-либо из своих богов. Присовокуплю еще, что он был покровителем супружества, другом девства, блюстителем и восстановителем мира, путеуказателем для отходящих из сей жизни. О, сколько наименований представляют Афанасиевы добродетели мне, желающему наименовать сего мужа за каждую его доблесть! 37. Поелику же провел он такую жизнь, так был научен и учил, что дела и нравы его служат правилом для епископов, а догматы его – законом для Православия, то какую приемлет награду за благочестие? Ибо не должно ничего оставлять без внимания. В старости блазе (1 Пар. 29:28) оканчивает он жизнь и прилагается к отцам своим – патриархам, пророкам, апостолам и мученикам, подвизавшимся за истину. И скажу краткое надгробие: при исходе его воздается ему более почестей, нежели при вшествиях. Много пролито о нем слез, но в сердце каждого осталась о нем слава, превышающая все видимое.

О, любезная и священная глава! Ты, который, сверх прочих своих совершенств, особенно уважал меру в слове и в молчании, положи здесь конец и моему слову; хотя оно скудно перед истиной дел Твоих, однако же не имеет недостатка в сравнении с моими силами. А сам милостиво призри свыше на нас, на сей народ и его управь так, чтобы он был совершенным поклонником совершенной Троицы, умосозерцаемой и почитаемой во Отце и Сыне и Святом Духе; а нас, если времена будут мирны, сохрани, сопастырствуя с нами; а если настанут брани, изведи отселе или возьми и поставь с собой и с подобными тебе (хотя и слишком велико просимое мной) в Самом Христе Господе нашем, Которому всякая слава, честь, держава во веки, аминь.

СЛОВО 22, о мире, сказанное в общем собрании единоверных, бывшем после примирения [194]