Творения. Том первый. СЛОВА.

3. Что же это за провозглашение? Если хотите, чтобы оно было короче и определеннее, то скажу: вот самый нелживый подвижник истины, даже до крови поборник Троицы и гонитель гонителей, наносивший им зло своей готовностью злострадать; ибо ничто так не низлагает гонителя, как ревность страждущего! А если угодно, чтобы мое провозглашение было полнее и обширнее, то скажу: вот наилучший из лучших и благороднейший из благородных! Говорю же не о том благородстве, какое чернь разумеет. Прочь от нас с ним! Не нам и не философам дивиться тому благородству, которое берет свое начало в баснословии, гробах и давно согнившей уже кичливости, сообщается с кровью и с грамотами и которое дает ночь или рука властелина, может быть и неблагорожденного, так же предписывающего быть благородным, как и делать то или другое. Напротив того, разумею благородство, отличительный признак которого есть благочестие, добрая нравственность и восхождение к первому Благу, нашему началу. Такого благородства – одно доказательство. А наш доблественный муж не только сам подвижник, но и произошел от мучеников, имел у себя домашний образец добродетели. По мудрости он гражданин целой вселенной, потому что циническая философия не позволяет ограничиваться тесными пределами. А по плоти – гражданин города Александрии, который стоит наряду с нами [218] или следует за нами непосредственно и, во всем превосходя прочие города, преимущественно отличается горячностью, и, что всего прекраснее, горячностью христианской, и такой приверженностью к христианству, которая происходит от произволения, но укоренена в самой природе. Ибо когда в воспламенение приводит благочестие, тогда рождается ревность; а ревность есть ограждение веры.