Творения. Том первый. СЛОВА.

В христианстве, производившем в то время переворот во всем мире, особенно таинственными представлялись всем два главных пункта, именно – учение о Пресвятой Троице и воплощении Сына Божия. Теперь, когда в догматической деятельности Церкви началось движение, естественно, прежде всего обращено было внимание на учение о Боге. В вере Христовой понятие о триедином Боге заменило все неопределенные представления и весь громадный музей богов политеизма. Но в этом понятии о Боге заключается в одно и то же время два момента – единство и троичность. Человеческий разум никак не мог возвыситься до понимания того, каким образом идея троичности Божества может совмещаться с идеей Его единства. Христианство решило эту проблему учением о единстве Бога по существу и троичности Его в Лицах. Но так как к тому времени философия еще не успела выяснить понятий существа (οὐσία) и лица (ὐπόστασις) и в обыкновенном употреблении их не было никакого различия, то, естественно, христианское понятие о триедином Боге могло представляться неясным и даже противоречащим основным началам человеческого мышления. Между тем многим философствующим умам, еще не вышедшим из-под влияния недавнего энтузиазма в пользу абсолютного единства Божества, казалось несообразным с идеей последнего признавать, вместе с христианством, трех Лиц, по своему Божественному достоинству совершенно одинаковых; для них казалось необходимым и наиболее сообразным с достоинством Творца всего существующего, чтобы Он один восседал на троне Божества. Равным образом им казалось невозможным, чтобы Бог, без унижения собственного достоинства, сошел на землю для того, чтобы облечься, хотя бы на один день, в жалкий покров человечества. Эти узкие расчеты человеческой мудрости о том, что сообразно и что не сообразно с достоинством единого Божества, и в то же время неудержимое стремление философствующего ума проникнуть в самую глубь христианских тайн побудили некоторых из христиан искать способа примирения мнимых противоречий и несообразностей в христианских догматах и составить свое особенное учение о Боге и Его отношении к человечеству. Уничтожить кажущееся противоречие в христианском понятии о триедином Боге казалось возможным только при условии предоставления преобладающего значения какому-либо одному из заключающихся в нем моментов или при условии отрицания одного момента в пользу другого. При этом, очевидно, могли выступить две противоположности: или единство могло иметь преобладание над троичностью в Божестве – в таком случае троичность должна потерять свое значение и исчезнуть, или исключительно могла утвердиться троичность в ущерб единству. Христианское учение о едином высочайшем Существе, противоположное языческому политеизму, естественно, всего больше должно было обратить на себя внимание философствующего ума и занять главное место и значение в понятии его о Божестве, отождествившись с понятием единоличности Божества. И действительно, еретическая односторонность в понимании Божества как одного Лица составляет главную и существенную особенность всех монархианских, или антитринитарных, систем третьего века. А чтобы не стать в противоречие с общецерковным учением о троичности Божества, еретики удержали у себя и догмат троичности – впрочем, не с существенной, а только с формальной его стороны, признав вместо трех самостоятельных Божественных Лиц только три различных проявления, или модуса, или даже – три имени одного и того же Божественного Лица. С отрицанием же самостоятельного Божественного бытия Сына Божия в системах антитринитариев третьего века, очевидно, не могло быть и речи о тайне Боговоплощения в смысле церковного учения, т. е. об ипостасном, нераздельном, неслиянном и вечном соединении в Иисусе Христе двух естеств – Божеского и человеческого. С точки зрения антитринитариев, имевшей свое основание в гностическом принципе дуализма, или противоположности между духом и материей, между Существом бесконечным и существами ограниченными, единая Божественная Личность не может всецело и нераздельно соединяться с личностью человеческой, по бесконечному различию между ними. Отсюда Христос-Спаситель, по воззрению одних антитринитариев (евионейского направления), есть простой человек, одаренный только особенными Божественными силами, пребывание которых в Нем выражал Логос, живший и действовавший в Нем, как в храме Божием; по воззрению же других (патрипассианского направления), Христос-Спаситель есть второе откровение абсолютной Монады, явившейся под оболочкой плоти для совершения спасения людей, не в смысле ипостасного соединения Ее с человеком Христом, а в смысле пребывания в Нем только одного простого Ее свойства или качества. Так решались вопросы о Святой Троице и о Лице Иисуса Христа во всех монархианских, или антитринитарных, системах третьего века, представлявших, при всей своей многочисленности и различии в направлениях, строгое единство общего духа и полное согласие в своих началах и основных положениях.[331]