Творения. Том первый. СЛОВА.

Приписывая столь важное значение вере в деле богопознания и христианского знания вообще, св. Григорий, естественно, должен был искать главные источники и основания этого знания в самой христианской религии. Такими источниками и основаниями ему и служили Священное Писание и церковное Предание. «Я выслушал свое учение, – говорит он в одном месте, – в слове Божием и научился у святых отцов».[735] Оба эти источника, без сомнения, имели для него одинаковое значение, как произведение одного и того же Духа. Однако ж, при внимательном рассмотрении его догматической методы, нельзя не заметить, что он сравнительно меньшую часть своего учения основывает на авторитете Священного Писания и гораздо большую часть его представляет данной в церковном Предании, основанной на всеобщем сознании и освященной Соборами, между которыми он придавал особенное значение Никейскому Вселенскому. Но при этом, без сомнения, он имел в виду, что церковное учение есть в то же самое время и библейское, и только в очень редких и исключительных случаях ему могло представляться, что защищаемое им церковное учение в Библии прямо не указывается и должно быть признано только в силу авторитета Церкви, непрерывно руководимой Духом Святым.[736] Как бы то ни было, положив в основание своего умозрения Священное Писание и Предание, св. Григорий всюду остается верным этим источникам христианского знания. Не считая формы передаваемого церковного учения безусловно обязательными, он, тем не менее, придавал им весьма важное значение и в своем богословском умозрении строго держался их, опасаясь, чтобы более или менее заметное уклонение от них не могло показаться уклонением от истины. Равным образом и в понимании и изъяснении Священного Писания, избегая прямого, буквального и исторического смысла и, подобно всем другим александрийским богословам, держась по преимуществу аллегорического, таинственного смысла, он в то же время был чужд увлечению крайним аллегоризмом и даже называл преувеличенные аллегории «снотолкованием» (ὀνειροκριτικὸν).[737] Если св. Григорий держался такого принципа в своем богословии вообще, то с особенной силой он выступает у него в изложении и раскрытии таких таинственных и непостижимых истин, каковы, например, догматы о Святой Троице, рождении Сына Божия и исхождении Духа Святого от Отца, воплощении Сына Божия и т. п., где он, при всей высоте своего умозрения, отнюдь не решается проникнуть своим умом в сущность сокровенных Божественных тайн и сказать что-либо такое, чего не было бы в Писании или творениях богопросвещенных и почитаемых им святых отцов и учителей Церкви. На этом основании он с полным правом мог открыто заявить, что «в продолжение всей своей жизни он носил именно то божественное учение, которое он выслушал в слове Божием, которому научился у святых отцов, которому учил одинаково во всякое время, не сообразуясь с обстоятельствами, с которыми он родился и умрет».[738]