На основании такого способа исследования и раскрытия св. Григорием богословских истин можно уже заключить, как мало он был склонен к изобретению каких-либо новых форм вероучения и как мало вообще нужно искать в его системе чего-либо нового в отношении к основным пунктам христианского вероучения. И действительно, при внимательном рассмотрении догматического учения св. Григория нельзя не видеть, что оно не отличается какими-либо новостями и особенностями со стороны основоположений христианской догматической системы. Элементы его богословия заключаются отчасти в Священном Писании, отчасти в творениях предшествовавших св. Григорию отцов и учителей Церкви, в особенности в творениях св. Афанасия Александрийского и ближайших его последователей, отчасти в системе Оригена, отчасти вообще в церковном Предании, как оно образовалось из суждений знаменитых учителей Церкви и соборных определений. Что касается формы богословского учения св. Григория, то можно полагать, что он выработал ее под влиянием тех направлений, какие господствовали в философских и риторических школах, где он получил свое образование, хотя в этом случае трудно указать, какому именно учителю он обязан своим формальным философским образованием.[751]
Но отсутствие новости и оригинальности в богословии св. Григория со стороны его основоположений не дает права заключать о его несамостоятельности. Напротив, св. Григорий является в своем богословии сколько зависимым, столько же и самостоятельным. Пламенный и необыкновенно даровитый любитель созерцания, св. Григорий, по словам одного ученого исследователя его учения, «не мог довольствоваться только усвоением готовых уже форм христианского учения и ограничиваться только внешним суждением о христианских догматах; он старался проникнуть в самую глубь их и, насколько доступно человеческому пониманию, обнять их своим умом. Дух божественных писаний – живое начало его учения, и из этого духа он извлекает каждую мысль; но он в то же время глубоко сознавал, что в человеке есть еще ум – сила высшая, есть образ Божий – отпечаток свойств Божиих и, следовательно, лучший источник ведения о Боге, хотя этот источник в падшем человеке довольно мутен».[752] Мысль об уме и созерцании никогда не оставляла его, и он с особенным наслаждением углублялся умом в Божественные истины и старался возвышаться умом до понимания их. Возвышенность мыслей, восходящих во внутреннее святилище Божественных истин, – такая особенность св. Григория, которой, по крайней мере в одинаковой степени с ним, едва ли кто другой обладал. Во все, что он находил в слове Божием, в творениях отеческих и светской литературе, он глубоко вдумывался, все это перерабатывал своим любознательным умом и усвоил до того, что его учение, будучи вселенским, есть в то же время его собственное учение, будучи плодом Духа, в то же время есть плод и его собственного умозрения. Встречающиеся по местам положения языческих философов, в особенности Платона, поставлены у него не отрывочно, а связаны и объединены самостоятельной работой его христианско-философской мысли.[753] Недаром еще в древности называли св. Григория «умом» (νοῦς).[754] И действительно, после Богослова-апостола он первый постигал столько высокими и вместе точными помыслами глубины Божественных истин, сколько можно постигать их человеку при свете Откровения.