Творения. Том первый. СЛОВА.

«Конечная цель бытия есть познание о Боге. Но, чтобы стать богословом и достойным Божества, необходимо соблюдать заповеди и поступать по их предписаниям, так как ступень, ведущая к созерцанию Божества, есть нравственная деятельность».[760] Таков принцип, положенный св. Григорием в основу его богословия, очевидно в противовес тому обычаю его современников, по которому многие из них весьма легко относились к делу богопознания и считали совершенно достаточным только захотеть, чтобы стать богословами. Вопреки этому убеждению своих современников, Богослов учит, что только посредством святой и чистой жизни человек приближается к Богу, только чистая душа может созерцать чистейшее Божество, потому что как вообще в живом отношении может находиться только сродное со сродным, так, в частности, в таком отношении с Божеством может находиться только богоподобное и чем чище и свободнее от грехов душа, тем совершеннее может быть и ее познание о Боге, тем теснее может быть и ее союз с Ним. А так как чистота души и святость жизни – далеко не обыкновенные качества у людей, то отсюда само собой следует, что далеко не все люди способны к созерцанию Божества, не все могут мудрствовать о Боге. Сам св. Григорий, благодаря глубоко религиозному и благочестивому воспитанию, благодаря строгому самообразованию, продолжительному нравственному самоиспытанию и постоянному послушанию воле Божественной, без сомнения, чувствовал себя в близком и живом отношении к высочайшему Существу и, следовательно, способным к созерцанию Его. «Представивши себя в живую жертву Богу, – как он сам говорит о себе, – или, лучше, соделавшись святым и живым храмом Бога живого», он и приступает к проповедованию учения о Боге.[761]

Если св. Григорий представлял себя храмом живого Бога и, следовательно, находился в ближайшем внутреннем общении с Божеством, то отсюда уже само собой понятно, как он должен был относиться, прежде всего, к истине бытия Божия. Идея бытия Божия, присущая всякому человеку, у него являлась, так сказать, постулатом всего его нравственного существа, и потому истина бытия Существа высочайшего была для него выше всякого сомнения. Это внутреннее убеждение в бытии Божием делало для св. Григория излишними в данном отношении всякие логические доводы и философские доказательства. Современное ему богословское умозрение, почти совсем не касавшееся этого пункта, также не давало повода распространяться о нем православному богослову. Поэтому неудивительно, если св. Григорий в своих теологических исследованиях доказательствами бытия Божия специально нигде не занимается, а ограничивается только краткими и случайными замечаниями о них. Все, что он дает в этом отношении, может быть названо доказательством космологическим в связи с физико-телеологическим. «Что Бог существует, – говорит он во втором своем „Слове о богословии“, – и что Он – творческая и промыслительная первопричина всего, – этому нас учит и внешний опыт (ὄψις), и естественный закон: внешний опыт – когда (наш) взор обращается к видимому, которое так прекрасно устроено и совершает свой путь или, так сказать, неподвижно движется и несется; естественный закон – когда он побуждает от видимого и благоустроенного заключать к их Виновнику. Ибо как могло бы все это явиться и существовать, если бы не Бог вызвал все к бытию и управлял? Кто видит красиво отделанные гусли, их превосходное устройство и расположение или слышит самую игру на гуслях, тот ничего другого не представляет, кроме художника или игрока на гуслях и к нему обращает мысль, хотя, быть может, и не знает его лично. Так точно и для нас видна сила творческая, движущая и сохраняющая творение, хотя мыслью она и не постигается».[762]