Творения. Том первый. СЛОВА.

Одним из существенных пунктов диалектической богословской системы Евномия было, как известно, положение, что Божество познаваемо силой мышления. Основываясь на этом положении, Евномий учил, что сущность Божества вполне доступна пониманию человеческого разума и вполне может быть выражена посредством его логических понятий и определений. С этой точки зрения православное учение о непостижимости существа Божия ему представлялось совершенно несправедливым. Сверх того, понимая православное учение о непостижимости сущности Божества в абсолютном смысле, в смысле невозможности для человека познания о Боге вообще, Евномий упрекал православных в том, что они поклоняются Божеству, которого совсем не знают, и что поэтому они не заслуживают даже названия христиан. Защитникам православия, очевидно, нетрудно было опровергнуть это возражение Евномия, вытекавшее из неправильного его понимания православного учения о непостижимости существа Божия, и в то же время разоблачить нелепость его горделивого убеждения в возможности полного познания и определения Божественной природы. Св. Григорий Богослов с полной основательностью доказывает неприменимость к православному учению поставленного Евномием возражения и, в противоположность евномианскому заблуждению, раскрывает, в чем именно состоит истинное учение о существе Божием. По его учению, Божество не есть нечто абсолютно непостижимое для человека, но Оно в то же время не может быть и вполне постигнуто и обнято человеческой мыслью. Для нас, прежде всего, постижимо, что Бог существует; мы познаем отчасти и то, что такое Бог. Но это знание несовершенно, далеко не исчерпывает всего Божеского существа и ограничивается только тем, что Сам Бог открывает и сообщает нам о Себе.[769] В существе Божием более или менее открыта для нашего наблюдения и разумения именно та сторона, которой Божество проявляет Себя в мире, отображая в конечной форме Свои свойства, по которым мы отчасти и гадательно можем судить о Его внутренних совершенствах; словом, «для нас видна Его сила творческая, движущая и сохраняющая твари».[770] Но это, по выражению св. Григория, только «тонкая струя и как бы малый отблеск великого света; так что если кто и познал Бога или засвидетельствовано, что он познал, то это познание приписывается ему в том отношении, что сравнительно с другим, не столь просвещенным, он оказался причастником большего света».[771] Самое существо Божие для нас непостижимо и, следовательно, невыразимо; «ибо, – по словам св. Григория, – что постигнуто умом, то человеку, имеющему не совсем поврежденный слух и тупой ум, быть может, объяснит и слово, если не вполне, то по крайней мере слабо».[772] С этой точки зрения св. Григорий не соглашается с Платоном – этим «языческим богословом», который утверждал, что «трудно познать Бога, а выразить Его невозможно».[773] По его мнению, «обнять мыслью (τῇ διανοίᾳ περιλαβεῖν) столь великий предмет не имеют сил и средств не только люди ограниченного ума и обращенные к земному, но даже люди весьма возвышенные и боголюбивые и вообще всякая рожденная природа, у которой этот мрак – грубая плоть – служит препятствием к уразумению истины... Для нас едва ли возможно точное познание и тварей, но то естество, которое выше их и от которого они получили начало, в сравнении с ними гораздо невместимее и непостижимее для ума».[774] Полное знание Божественного существа св. Григорий не осмеливается приписать даже природам высшим и духовным (Ангелам), «которые, будучи ближе к Богу и озаряясь всецелым светом, быть может, видят Его если не вполне, то совершеннее и яснее (ἐκτυπώτερον), нежели мы, и притом, смотря по чину, одни более, другие менее».[775]