Творения. Том первый. СЛОВА.

Показав, таким образом, невозможность для человека полного познания существа Божия и определения его посредством логических понятий, св. Григорий старался также представить некоторые доказательства в пользу православного учения о непостижимости существа Божия. Раскрытием и уяснением этого вопроса, правда, нигде специально он не занимается, но из некоторых мест его произведений нельзя не видеть, какие соображения в данном отношении служили ему основанием. Прежде всего, невозможность полного и совершенного познания бесконечного Существа, по его мнению, обусловливается уже самой природой конечного человеческого духа. Конечное никогда не может вполне обнять бесконечного; в противном случае бесконечное должно ограничиться и, таким образом, не будет уже бесконечным. Поэтому нет никакого основания приписывать конечному человеческому разуму полное и совершенное познание Божества. «Божество, – говорит св. Григорий, – необходимо будет ограничено, если будет постигнуто мыслью, ибо и постижимость есть вид ограничения».[786] В силу своей конечности и ограниченности дух человеческий, по воззрению св. Григория, не может проникнуть не только в сущность Бесконечного, но и в сущность многих конечных вещей. Сколько непонятного и необъяснимого для него представляет видимая природа! Как мало, например, он знает о естестве человеческом, в котором смертное соединено с бессмертным! Как много непонятных для него явлений в царстве животном, растительном, в пространстве воздушном, на небесах и в мире духов, где водит человека более вера, нежели разум!.. Если же – заключает Богослов – выше человеческого ума естество вторичных существ, то тем более должно быть непостижимым для него естество Первого и Единого.[787] Другим препятствием к полному и совершенному богопознанию человеческому духу служит, по мнению св. Григория, связь его с телом. В силу этой связи человеческий дух приобретает всякое знание не иначе как путем наблюдения и чувственного опыта; Бог же, как Существо сверхчувственное, не может быть предметом опыта и наблюдения, а потому в существе Своем и не может быть познаваем. Тело, находясь между конечным духом и чуждым всякой материальности Божеством, препятствует духовному оку воспринимать в совершенной ясности лучи Божественного света,[788] и, как бы ни старался человеческий ум в своем созерцании Божества выйти из круга конечности и материальности, он никогда не может освободиться от влияния чувственного опыта и связанных с ним форм мышления. «Как невозможно, – говорит св. Григорий, – обогнать свою тень, сколько бы кто ни спешил, потому что она настолько же подается вперед, насколько бывает достигнута, или как зрение не может войти в соприкосновение с видимыми предметами без посредства света и воздуха, как рыбы не могут жить вне воды, так и находящемуся в теле нет никакой возможности входить в общение с умосозерцаемым без посредства чего-либо телесного, потому что, сколько бы ни усиливался ум прилепиться к сродному и невидимому, отрешаясь как можно более от видимого и сосредоточиваясь в самом себе, всегда привзойдет что-нибудь наше».[789] Наконец, существенным препятствием к совершеннейшему богопознанию св. Григорий признавал и грехи человеческие. Так как, по его воззрению, только чистый и святой ум может мудрствовать о Боге, «для нечистого же, быть может, не безопасно и прикоснуться к Чистому»,[790] а духовная природа у всех людей омрачена грехами, то отсюда с необходимостью следует, что полное и совершеннейшее познание о Боге для людей невозможно.

Впрочем, отрицая возможность полного и совершеннейшего познания о Боге для человека в настоящем его состоянии, св. Григорий далек был от мысли, что человек навсегда лишен возможности этого богопознания. Напротив, он вместе с апостолом Павлом (1 Кор. 13:12) учил, что если совершеннейшее познание о Боге для человека невозможно в земном его состоянии, то он достигнет его, насколько это для него возможно, в будущей, загробной жизни, когда душа, освободившись от грехов и от уз тела, вознесется к свободному и бесконечному бытию. Только участниками этого познания могут быть одни праведники: обещанное им Небесное Царство, по мнению св. Григория, и состоит именно в достижении совершеннейшего познания и чистейшего созерцания Бога.[791] «Что такое Бог по Своей природе и существу, – говорит Богослов в одном месте, указывая на возможность полного богопознания для человека на небесах, – этого никто из людей никогда не постигал и, конечно, не постигнет; а если и постигнет когда-нибудь, то об этом пусть исследуют и философствуют желающие. А по моему мнению, он постигнет тогда, когда это богоподобное и божественное, т. е. наш разум и слово, соединится со сродным себе, когда образ взойдет к Первообразу, к Которому теперь он стремится. Это-то, мне кажется, и выражается в том мудром учении, по которому мы познаем некогда, сколько сами познаны» (1 Кор. 13:13).[792]