Творения. Том первый. СЛОВА.

Будучи непостижимым в Своем существе, Бог, по учению св. Григория, не может быть ничем и определен. Конечный человеческий разум не в силах составить себе какое-либо определенное понятие или представление о Бесконечном. В самом деле, – говорит Богослов, – какое понятие можно составить о Боге, если следовать по пути умозрения? Без сомнения, Он не есть тело, потому что в противном случае Он не был бы бесконечным, беспредельным, неограниченным, неосязаемым и невидимым; притом с понятием телесности соединяется представление о сложности, борьбе между различными ее элементами, разделении и разрушении, что, конечно, несвойственно Божеству и первому естеству.[776] Допустим, что Бог – тело нематериальное и притом, как некоторые думают, пятое и круговращающееся. Но к какому роду движимых будет принадлежать это тело? Приписывать ему движение, одинаковое с другими телами, значило бы ставить Творца наряду с тварями; притом здесь являются вопросы: «Чем движется это тело и чем движется вообще все? Чем движется и то, от чего движется все? А потом, что движет и это самое?» – и т. д. до бесконечности. Нельзя также представить это тело каким-либо иным, например ангельским, потому что ниоткуда не известно, что Ангелы телесны; притом приписывать Божеству тело ангельское значило бы сравнивать Его с Ангелами, служебными Ему духами. Если же, наконец, предположить в Боге тело выше ангельского, то этим открывается возможность к предположению бесчисленного количества тел «и такая бездна пустословия, в которой нельзя будет остановиться нигде».[777] Остается, по мнению св. Григория, допустить одно: «Бог бестелесен».[778] Но это определение отрицательное; «оно не выражает и не обнимает сущности Божества, равно как не обнимают Его сущности понятия „нерожден“, „безначален“, „неизменяем“, „нетленен“ и проч., что еще говорят о Боге и Его свойствах».[779] Все эти отрицательные определения, по словам св. Григория, не выражают природы и сущности Божества, потому что для определения последних недостаточно только сказать, что Оно не есть, а, напротив, к тому, что Оно не есть, необходимо прибавить и то, что Оно есть. В противном случае было бы нечто подобное тому, как «если бы кто на вопрос, сколько составит дважды пять, отвечал: не два, не три, не четыре, не пять, не двадцать, не тридцать, словом, ни одно из чисел, заключающихся в десятке или в десятках, но не сказал бы: это составит десять, т. е. не остановил бы мысли спрашивающего на самом искомом. Ибо, как всякому ясно, гораздо легче и скорее посредством того, что есть, указать в предмете и то, что он не есть, нежели посредством отрицания того, что он не есть (ἐκ τοῦ ἀνελεῖν ἄ μὴ ἔστιν), определить, что он есть»,[780] т. е. если бы у нас было положительное знание о существе Божием, то отсюда уже само собой получилось бы и отрицательное, между тем как самые обширные отрицательные определения никогда не дадут положительного знания о Боге. Но положительных понятий, которые бы вполне обнимали и определяли сущность и природу Божества, мы, по словам св. Григория, не имеем. Будучи непостижимым, Божество не может быть выражено никаким словом; для Него нельзя найти никакого, вполне соответствующего Ему, имени: Оно неименуемо (ἄκατονόμαστον). «Как никто и никогда не вдыхал всего воздуха, – говорит Богослов, – так точно ни ум не вмещал вполне, ни голос не обнимал Божьей сущности».[781] Что же касается понятий и наименований Божества, образуемых человеческим разумом, каковы, например, дух, свет, огонь, любовь, мудрость, ум, слово и т. п., то они, по мнению св. Григория, далеко не совершенны и недостаточны для полного определения и выражения Божества, так как с одними из них, например с понятиями света и огня, соединяется представление о чем-то материальном, а с другими, например с понятиями духа, мудрости, ума, любви и т. п., соединяются представления антропоморфические.[782] Все эти понятия и представления – образные и символические, а потому неприложимы в собственном смысле к Божескому существу. Они не могут выразить природы Божества даже и во всей своей совокупности; ибо «как единое, по природе своей несложное и неизобразимое, будет заключать все эти образы и каждый в совершенстве»?[783] Как на сравнительно лучшие понятия для выражения сущности Божества св. Григорий указывает на имена: Сый (ὁ ὢν) и Бог (ὁ Θεὸς), причем первое наименование предпочитает последнему не потому только, что Сам Бог нарек Себе это имя (Исх. 3, 14), но и потому, что наименование это мы находим более всего свойственным Богу. «Мы ищем, – говорит он, – имени, которым выражалось бы естество Божие или Его самобытность и независимость от чего-либо другого; Сый же и есть на самом деле имя, собственно принадлежащее Богу, и всецело Ему одному, а не кому-либо прежде или после Него».[784] А имя «Бог», по мнению св. Григория, производное и относительное, как и имя «Господь» (κύριος), принадлежащее также к наименованиям Божиим.[785]