Творения. Том первый. СЛОВА.

Не лучше языческого представления о мире, по мнению св. Григория, и манихейская теория о свете и тьме как самобытных и совечных началах, так как два совершенно противоположных начала совместно существовать не могут. «Если был Бог, высочайший Свет, – говорит Богослов, – то не было тьмы, потому что зло не могло спорить о равенстве с Богом. Если была тьма, то уже нет места для Бога. Ему неприлично находиться в согласии с тьмой; если же допустить между ними борьбу, то возьмет верх сильнейший; а если признать их равносильными, то необходимо допустить третье начало, которое бы приводило их в единство своей мудростью и прекращало борьбу между ними».[1114] «По моему же учению, – заключает св. Григорий, – один Бог безначальный, ни с кем не борющийся, один благий Свет, Сила высоко парящих умов, простых и сложных, небесных и земных, а тьма привзошла впоследствии и есть не какая-либо удобоизобразимая самостоятельная природа, а наш собственный грех».[1115] Итак, по мнению Назианзина, здравый разум не может согласиться с идеей самобытности и вечности мира и требует признания особого Существа безначального и личного как Творца мира, которое и есть именно Бог. Это логическое требование для христианского богослова восходит на степень несомненной истины, когда и все Писание, и общецерковное сознание говорят ему, что видимый мир получил начало и бытие свое от Бога. Таким точно оно представлялось и нашему Богослову, почему он нигде и не занимается доказательством его, предполагая его общеизвестной аксиомой. Но если мир не безначален, а получил свое начало от Бога во времени и если Бог, как Существо живое и деятельное – ибо иначе нельзя представлять Существо всесовершенное, – всегда действовал и творил, то, естественно, возникает вопрос: в чем же состояла деятельность Божества до творения видимого мира или, иначе, что делал Бог до сотворения мира? На этот вопрос разума, казавшийся некоторым отцам и учителям Церкви праздным и в отношении к Существу высочайшему неуместным, как известно, блж. Августин отвечал: «Вил вервие для предлагающих подобные вопросы». Но если всецело проникнутое верой сердце Августина могло успокоиться на одном благоговейном признании этого вопроса неразрешимой тайной, то никак не мог успокоиться на одном этом спекулятивный ум Григория Богослова. Не желая оставить этот вопрос неразрешенным, он дает на него ответ, с одной стороны, достойный понятия о Боге, а с другой – вполне удовлетворяющий и ум, и сердце человека-христианина. «Чем занята была мысль Божия, – спрашивает он, – прежде чем Всевышний, царствуя в пустоте веков, создал вселенную и украсил формами? Она созерцала вожделенную светлость своей красоты, равный и одинаково совершенный свет трисиянного Божества, как это известно одному только Божеству и кому открыл это Бог. Творческий Ум созерцал также в Своих великих умопредставлениях Им же составленные образы мира, который сотворен впоследствии, но для Бога и тогда был настоящим».[1116] Этого, по мнению св. Григория, было совершенно достаточно для того, чтобы решить вопрос о творческой деятельности Божества до проведения ее в видимом мире; между тем как Ориген, строго проводя свою мысль о безусловной деятельности Божества изначала (ἐξ ἀρχῆς) и необходимом проявлении Его творческого всемогущества вовне, в произведении тварных существ, пришел, как известно, к признанию бесконечного ряда других миров, предшествовавших настоящему миру.[1117] Что же служило побуждением для Бога к проявлению Его творческого всемогущества вовне, что побудило его создать видимый мир? Ответ на этот вопрос нетрудно было дать Богослову на основании его учения о свойствах Божиих. Так как Бог, по мысли св. Григория, есть Существо не только всемогущее, но и всеблагое, то отсюда само собой понятно, что по Своему всемогуществу Он всегда мог, а по Своей бесконечной благости всегда хотел создать мир существ, способных наслаждаться дарами Его благости. Таким образом, благость, или любовь, по учению Назианзина, была единственным побуждением для Бога к безусловно-свободному творению Им видимого мира. «Так как, – говорит он, – для Благости недостаточно было упражняться только в созерцании Самой Себя, а нужно было, чтобы благо разливалось, шло далее и далее, чтобы число облагодетельствованных было как можно больше (ибо таково свойство высочайшей Благости), то Бог измышляет сначала ангельские и небесные Силы...».[1118] Но для Существа всемогущего достаточно было только помыслить, чтобы явился действительный мир, так как для Него «помыслить или изречь значит уже и совершить».[1119] Итак, «помыслил высочайший Ум, – учит св. Богослов, – и мысль Его стала делом, которое исполнено Словом и совершено Духом».[1120] В каком же порядке и в каком виде явились твари?

Подобно другим церковным учителям, св. Григорий не занимается подробным исследованием самого творения Богом мира, и его космология заключает в себе только общие и самые существенные указания на порядок явления тварных существ.