Ты – дура, детка!

– Слушай, – начал он, – сон бывает сном. Не обязательно, что кто-то кого-то убил. Хочешь, я тебе снотворного дам? Выпьешь – выспишься.

– Епитимья.

– Что?

– Наказание. Это не было сном – у меня было видение. Когда свежий труп, я всегда узнаю себя убийцей.

– Почему ты решила, что это Епитимья?

Я потянулась к его груди, погладила ладонью тёплую кожу. Ногти запутались в волосках. Антон смотрел на меня изучающим взором, словно ставил опыт. Как же он напоминал мне сейчас того мальчика с препарированной лягушкой!

Пришлось объяснять:

– Искупление полагается за злодеяние. Это моё. Мой крест. Я чувствую других убийц, словно мы связаны невидимой нитью – единый организм, разум. Мы все думаем одинаково, когда решаемся на преступление, хоть у каждого есть индивидуальное объяснение и повод.

Я показала пальцем на свою голову и произнесла:

– Причина здесь. Всё остальное только предлог.

– Но невозможно так жить.

– Да? Трудно искупать содеянное когда-то, а жить – легко.

Распахнула халат, сбросила его и положила на подоконник, оставшись в одной маечке на бретельках и в плавках. С удовольствием наблюдала за тем, как Антон облизнул губы, стараясь держаться в рамках приличия. Его взгляд изменился, но мне этого мало.

Стянула с себя маечку и определила к халатику.

– Ты, правда, этого хочешь? – спросил парень, а я погладила его живот внешней стороной ладони.

Пальчиком обвела один сосок на теле парня, затем другой.

– Ты не ответила.

– Я не хочу спать в своей комнате, – пояснила я, усаживаясь на подоконник и раздвигая ноги.

– У меня мало поцелуев осталось, – попробовал отшутиться Антон, встав между моих ног и уперев в подоконник кулаки.

– Хорошо, – лизнув подбородок парня, мурлыкнула я. – Кредит заморожен на этот раз.

– Что ты делаешь? – скорбно произнес Антон, помотал головой.

– Живу, – тихо прошептала ему на ухо и укусила за мочку.

– Живёшь, – слово утонуло в поцелуе, которым Антон наградил меня.

Потом парень подхватил меня на руки и отнёс к себе в комнату, уложил на кровать и сам лёг сверху.

– Живёшь, – повторил он. – Понять бы мне, что для тебя значит это слово. Было бы проще.

Он прижался к моим губам своими, запечатлевая страстный, жесткий поцелуй. Казалось, что я нарушила какие-то рамки, зашла на чужую территорию. Он не мог меня прогнать, и за это наказывал.

Мы снова были вместе, боролись, каждый за своё право – жили. Наши тела стремились к независимости и жаждали близости друг друга. Мы отталкивались и соединялись, взмывали и проваливались в бездну. Ласкали и возбуждали, а затем срывались в жесткую борьбу за наслаждение.

Я засыпала в объятьях Антона, думая о том, что мне было хорошо и спокойно, но завтра, а вернее уже сегодня днём всё изменится. А ещё меня беспокоило отсутствие Рыжей – моего проводника. Она обычно зримо или нет, но присутствовала во время моих видений, а сейчас произошёл сбой, и в этом я не видела ничего хорошего.

После завтрака, мы отправились в магазин, но дойти до него не успели – полицейские вели опрос соседей. Выйдя из парадной, мы втиснулись в толпу людей. Пожилые женщины в сторонке охали, тихо переговариваясь, а двое бравых парней в форме записывали что-то, задавая вопросы двум мужчинам, случайно затесавшимся в пёструю женскую публику.

– Вы новые жильцы? – щупленькая старушка отделилась от стайки кумушек и преградила мне путь.

Антон тоже остановился, но встал так, чтобы максимально оттеснить от меня пожилую даму. Судя по видавшему виды, но опрятному пальто с куцым мехом, сапогам из серии «Прощай молодость», смахивающим на длинные валенки, но на молнии, обшитые по контуру клеёнчатой материей, я бы определила женщину в пенсионерки.

– Да, – кивнула я. – Меня Маргаритой зовут. Это Антон – мой друг. А что случилось?

Старушка хитро посмотрела на меня, но тут же перешла к сути дела:

– Полиция приехала. У нас убийство произошло. Сейчас опрашивают тех, кто торопится на работу, а затем за остальных возьмутся. Вы приезжие – значит, не работаете. Когда вернётесь, чтобы вас тоже опросили?

Антон многозначительно посмотрел на меня, а затем спросил:

– А кого убили?

– Аглаю из сорок пятой квартиры. Да вы не знаете её.

– Такая с русыми волосами? – бросив на меня недоуменный взор, перепросил Кудряшка.

– Ага, она, она, – закивала «пенсионерка» и ехидно посмотрела на меня.

Её взгляд красноречиво говорил: «Все мужики смотрят налево». Заступаться за Антона не собиралась, но возмущение в моей душе поднялось. Я надела берет, и бросила, огибая старушку:

– Когда до нас очередь дойдёт, мы уже вернуться успеем. Пошли, Антон.

Пенсионерка посмотрела нам в след недобрым взглядом, а «сиделка» вдруг буркнул:

– Не верю я в сглаз и порчу, но такие глаза у этого персонажа, что убеждённость тает. Разве что не плюнула нам в след эта бабка.

– Ты захватил паспорт с собой? – ввернула я.

– Ага. А что?

– Просто спросила. Мало ли… Потом отмазывай тебя от полиции.

Мы шагали по осенней улице. Небо нависло над городом грязным сугробом, а пронизывающий ветер заставлял ежиться.

– Куда мы идём? – спустя минут пятнадцать поинтересовался Антон, кутаясь в воротник и шарф. – Может, в кафе заглянем?