Ты меня любишь

Я слышу топот его «Тимберлендов», он отходит и вновь окатывает меня из ведра, и воет, чтобы привлечь койотов, и если они придут целой стаей (а они обычно бегают стаями, как чертовы «Друзья»), нам конец. Обоим. Он улюлюкает и проговаривает: «Ну же, пумы, чего вы ждете?» — словно школьник, который пытается запугать одноклассника.

Он сидит и мяукает для пум — в местных горах пумы хотя бы водятся? И смеется.

— Ты плачешь, малыш? Эх, я бы тоже хотел, чтобы на твоих костях было хоть немного мяса… Пумам же надо что-то есть! — Он опять мяукает и говорит, что Роберт Фрост прав. Только б он не начал читать стихи. Только не это. — Ничто не вечно под луной, Понибой… Обожаю фильм «Изгои», чувак. Правда. — Стихи появились раньше фильма, придурок. Он фыркает. — Хотя концовка дурацкая — Понибой должен был сдохнуть, как и его дружок. Они ведь хорошие ребята, только в фильме их изображают плохими, потому что они из хороших семей. — Он стреляет. В кролика? В белку? Не знаю. Я не знаю. — Видишь, как бывает в реальной жизни, долбаный ты рохля: торчишь тут битый час, и никто не навещает…

Ненавижу звук его голоса, потому что из-за него не слышу хруста веток или шагов того, кто, возможно, бежит сюда. Наконец Гномус замолкает, а затем доносится хруст веток и бог знает чьи шаги, и тема этой гребаной бар-мицвы — смерть, и кто-то спешит. Несется. Прямо на меня.

— Даже не надейся, что я позволю какой-нибудь белке перегрызть веревки. Ты должен истечь кровью. Как и положено всем маленьким су́чкам, которые мужают и становятся женщинами. — Я и так истекаю кровью, веревки врезались мне в запястья, и я мычу, трясу руками, а он плюет на мои ладони. — Всего-то ожог веревкой, малыш. Ты должен истечь кровью, как подобает мужчине.

Он снова в движении, «Тимберленды» по листьям — хруст, хруст, хруст, а я вижу тебя в зале, полном зеркал, ты поешь мне, хочешь меня спасти: «Лишь один человек в моих мыслях, один, это Джо…» — и ты в безопасности в прекрасном зале, где с тобой не случится ничего дурного, а я здесь, в лесу. На моей ноге чьи-то челюсти. Кожа лопается, кровь течет по штанам, а затем — хлоп! Челюсти разжимаются — еще один кролик? Нет. Гномус присвистывает.

— Ого, — говорит он, — кажется, лиса беременная. — Он убил лисицу, а ты моя лисица, и он на что-то отвлекается. — Слушай, когда в следующий раз ее увижу, скажу, что она права насчет дерьмовой связи в лесу. У меня счет в игре не обновляется.

Ты была здесь вместе с ним (как ты могла?), я представляю вас среди этих деревьев — акула внутри моей акулы. Но он лжец. Гномус лжет. Я должен убедить себя, что тебя здесь с ним не было, чем и занимаюсь. Он убил мою лисицу… И тут он роняет телефон. Что-то услышал. Я тоже слышал. Что-то явно крупнее белки, и я в книге Стивена Кинга «Игра Джералда», только в отличие от жены Джералда, чей муж был уродом, а потом и вовсе мертвецом; мне-то есть ради кого жить — ради тебя.

Я умоляю вселенную отозвать пуму (или медведя?) и обещаю, что если выберусь, то исправлюсь. Стану лучшим человеком на планете, черт меня дери. Жене Джералда было куда проще — ей хоть мешок на голову не надели. Мои чувства обостряются, и хотя я ничего не вижу, ощущаю присутствие чего-то дикого, не способного понять разницу между хорошим человеком вроде меня и скорпионом вроде Гномуса, — это волк? Хлоп — и существо со стоном падает на землю, а Гномус вздыхает.

— Коза. Проклятые хиппи со своими козами… Занимайтесь йогой и держите животных при себе.

Бедная коза. Никакие сверхъестественные силы не придут спасать меня в этот унылый лесок. Гномус бросает ружье. Теперь на меня набрасываются мухи, жужжа громко и близко. Реальный мир.

— Вокруг ведь столько девчонок, Джо, и надо же было тебе приклеиться к моей… — На тебе нет его клейма. Ты ему не принадлежишь. Я кричу в носок. — А хуже всего то, что она, прости господи, хочет тебя, а мне предлагает остаться друзьями. — У тебя есть на это право, Мэри Кей. Когда ты сказала мне то же самое, разве я похитил твоего мужа? Нет. Я принял твои условия и вот что получил взамен… Я снова кричу. Бесполезно. — Неделю назад, всего гребаную неделю назад она ездила со мной в лесную хижину, и вдруг ты сваливаешься как снег на голову — бум. Финита. Она была бы здесь, если б не ты, книжный червяк.

Мне больно представлять тебя в лесу рядом с ним, и я не хочу из-за этого умирать. Одно дело знать, что ты переспала с ним в семнадцать лет. Но неделю назад… нет. Ты должна была сказать, что он еще сохнет по тебе, Мэри Кей. У всех случаются минуты слабости, все мы совершаем ошибки, и я успел бы убить твоего святошу, и тогда меня не привязали бы к дереву.

Он тычет ружьем мне в спину.

— Не хнычь, сука. Моя футбольная команда, университетское братство и даже мой старик устраивали мне испытания и покруче, так что соберись.