Ты меня любишь

Его не купит ни один канал, и вовсе не из-за кармической расплаты. Просто так устроен Лос-Анджелес.

— Как твоя рука?

— Да, точно, — спохватывается он и вновь принимается за веревки, все ради меня, тебя, свободы. — Так вот, про новый сериал. Хочешь, расскажу идею?

У меня было лишь трое «друзей» за всю мою жизнь, Мэри Кей. Мой собутыльник Шеймус, обернувшийся маньяком, мертв. Итан помолвлен. А этот — отъявленный нарцисс.

— Конечно!

— «Кедровая бухта» плюс «Декстер».

Судья объявляет тайм-аут в боль-понге, и моя кровь перестает циркулировать. Я смотрю на него, он смотрит на меня и улыбается.

— Я не лгал тебе. Мы поддерживаем друг друга.

Новый сериал Оливера списан с моей жизни, это плагиат, а главного героя зовут ДЖОННИ БЕЙТС (ну, знаешь, немного из «Сияния», немного из «Психо»). Оливер отбирал у меня не просто деньги — он, как твой покойный муж, крадет мою боль. Собирается продать сценарий каналу HBO или «Нетфликсу» — ни черта не выйдет, идеи сериала есть у всех, а он едва ли способен сесть и написать что-то вразумительное. Он медленно режет веревки и бормочет что-то о будущих спиноффах. Ты где-то там, уверенная, что я даже не попытаюсь тебя вернуть, и я не в силах сдержаться.

— Черт, Оливер, зачем ты отдал Рею гребаное видео? Ты же клялся этого не делать.

Он перестает пилить веревки — не тот результат, которого я добивался.

— Ты прекрасно знаешь, почему я так поступил, Джо. Квинны пробуждают в нас худшие черты.

Ответ детский, хотя и под стать вопросу, а я ХОЧУ РАССТАТЬСЯ С ЭТИМ ПРОКЛЯТЫМ ДЕРЕВОМ.

— Он взломал твой телефон?

— Дело в том, — говорит Оливер, — что у нас с Минкой огромная коллекция… — НЕ СТОИТ БЛАГОДАРНОСТИ. — Нам нужно больше места. Рей собирался меня уволить. Обещал мне приличную премию, если раскопаю что-нибудь про тебя… Мне очень жаль, друг мой. — За извинениями не следует никаких «но», он играет гребаным ножом, то есть ключом к моему освобождению. — Однако дело приняло неожиданный оборот. — Ну конечно, гребаное дело и его крутые повороты. — На следующий день Рей начинает копать самостоятельно, понимает, что я скрывал от него видеозапись, и… увольняет меня. Поэтому я и пришел сюда, друг мой. Не мог допустить, чтобы ты попал в беду… — Может, его сердце больше, чем я думал. — Ты — мой единственный источник дохода, пока я не продам Джонни Бейтса.

Повезло ему, что я привязан к дереву. Я вызываю из глубин своей души остатки симпатии к нему, снова благодарю его, он опять склоняется над веревками (сколько можно их резать, придурок?) и описывает своего главного персонажа, будто телевидению необходим еще один социопат. По его словам, Джонни Бейтс загадочный и начитанный, но немного неотесанный. Наконец Оливер справляется с верхней веревкой. Мое тело кренится — мышцы вышли из строя из-за боль-понга, я теряю равновесие, и он опять вынужден выручать меня. А я вновь должен его благодарить.

— Что, плохо, друг мой?

Нет, хорошо. Мне стреляли в голову, а потом пинали по голове, и теперь один ублюдок превращает мою жизнь в кучу блестящего дерьма для телика.

— Ничего. Просто нужен отдых.

Оливер замолкает о своем идиотском сериале; теперь он гораздо лучше управляется с ножом, и наконец мои ноги свободны (славься, Оливер, аллилуйя). Разрезает пластиковые стяжки на запястьях и лодыжках, и у меня снова по две руки и ноги вместо одного полена. Голова кружится, а Оливер настаивает, что мы не можем уехать, не прибрав за собой.

— Да ладно тебе, — говорит он. — Тут не так ужасно, как в той клетке у тебя дома.

Моя «Комната шепота» — никакая не клетка, и я слишком слаб, чтобы ему помогать, и он велит мне принять ванну, а ты, может, трахала Гномуса в этой ванне. Я не знаю. Мне плевать. Я моюсь, а Оливер моет пол, временами прерываясь на рассказы о своем сериале, и я наконец чист, и место преступления чисто, и мы выходим, пробираясь по лесу.

— Итак, — говорит Оливер, — хочешь вернуться в Лос-Анджелес и помочь мне со сценарием? Рей обещал внести меня в черный список, но мой агент говорит, что это чушь собачья.

— Нет, спасибо.

— Серьезно? Я предлагаю тебе доступ на первый уровень, друг мой.

Доступ к тому, чего не существует, — просто пшик, и я качаю головой.

— Пожалуй, останусь здесь.

— Что ж, в конечном счете, так лучше для нас обоих. Рей не желает видеть тебя в Лос-Анджелесе, и если у Джонни Бейтса будет третий сезон, может, съемки пройдут в Бейнбридже…

Я не могу придумать ответ, который он не расценил бы как оскорбление. Оливер останавливается, фыркает, пыхтит — очевидно, неправильно истолковал мое молчание. Мы должны идти, Мэри Кей. Животные в этих лесах не останавливаются, чтобы поболтать, но Оливер чертовски высокомерен, он человек в худшем из возможных смыслов — и только что совершил убийство.

— Слушай, — говорит он, — тебя знатно потрепало… — Неужели заметил? — Однако тебе надо расстаться со всем этим дерьмом, Голдберг. Ты должен извлечь урок из своей ошибки.

Я его сейчас ударю.

— Что?