Ты мой закат, ты мой рассвет

— Все ваше чудесное семейство олигархов «забыли» упомянуть о куче проблем с головой у доченьки! — повышает голос моя мать. — Все всё знали и все обо всем молчали! Нашли дурака, который повелся на эти невинные глазки и щенячьи повадки, заманили разговорами о том, что вам от него ничего не нужно — только бы доченька была счастлива! А потом оказалось, что у доченьки проблемы с головой и таблетками, без которых она и дня прожить не может! И вместо того, чтобы поступить разумно и трезво, и не дать родиться ребенку, который — мы все здесь это знаем и понимаем — будет неполноценным, вы снова молитесь на счастье маленькой несчастной и раненой жизнь девочки!

— Невелико богатство отхватили! — орет теща.

— Если больше никто брать не хотел — то очень даже велико. — отбривает моя мать.

— А теперь, когда полезли закономерные проблемы, тебе хватает наглости являться сюда и обвинять моего сына в том, что он ставит под угрозу жизнь твоей дочери и ребенка?! Этого ребенка вообще не должно быть! Все это понимают! Даже ты! — стреляет глазами в мою сторону, явно обиженная на то. что за все время я не вставил ни слова в ее защиту. — Но когда случится то, что случится — виноват, конечно же, будет мой Антон, а не полоумная дурочка, которая два месяца добровольно травила себя таблетками и получила то, что должна была получить. У вас, олигархов, всегда так — виноват кто–то другой. Особенно, если он не ворочает миллионами. Да засуньте ваши деньги знаете куда?!

На мгновение мне кажется, что хотя бы у тещи проснулась здравая мысль и она решила отмолчаться в ответ на обвинения, от которых прифигел я сам.

Но это только затишье перед бурей.

Ну или глоток воздуха перед арией, которую теща собирается исполнить как перед Дьяволом.

— Этот ребенок — Воскресенский! — Она говорит это так громко, что дрожат даже двойные стеклопакеты в окнах. — Не тебе и твоему сыну решать, должен он родиться или нет. Не вам его воспитывать, можете не плакаться! Как только Йени станет лучше — мы подаем на развод, чтобы ни ты, ни твой сын, ни все ваши прочие умные советчики не имели на него ни единого права. Мы в состоянии воспитать его сами, и моя дочь будет прекрасной матерью! По крайней мере, у нее есть сердце и добро в душе, в отличие от всех вас. Впрочем, — теща делает такое лицо, словно смотрит на кучу говна, — чего ожидать от людей с такой фамилией?

— Ну–ка заткнулись обе! — рявкаю я, в конец охреневший от происходящего.

Меня реально только что задвинули с моим правом быть отцом собственному ребенку?!

— Антон, я права — ты понимаешь, — пытается сопротивляться мать, но я чуть не в спину выталкиваю их сперва из коридора, а потом за дверь, на крыльцо, и оттуда — во внутренний двор.

Они пытаются переговариваться, но один крепкий посыл волшебным образом затыкает рты сразу обеим.

Я нарочно даю себе паузу, чтобы выдохнуть и сбросить пар, иначе наговорю такого, после чего ни о каком даже гипотетическом примирении наших семей больше не будет и речи. А мне бы хотелось, чтобы у сына или дочки были бабушки и дедушки, даже если его бабки, прости господи, те еще клуши.

— Значит так, — пытаюсь сдерживать злость, но, судя по двум парам испуганных глаз, вид у меня свирепый. Ну и славно — десять раз подумают, прежде чем открывать рот. — Ребенок — наш с Йени. Наш — не ваш, ни твой, — пальцем в мать, — и ни твой, — в тещу. — Мы будет отличными родителями, потому что в отличие от двух стареющих теток приняли решение стать родителями ВДВОЕМ!

Я почти ору.

Теща опасливо вжимает голову в плечи. Мать отступает.

— Мы будем жить там. где решили — ВДВОЕМ! С ближайшей ветки срывается стая воробьев.

— И что делать с нашими жизнями, мы тоже разберемся как–нибудь ВДВОЕМ! А вы, тетушки, либо засунете языки в жопу и будете молча нянчить внука, либо на хуй потеряете это право — ОБЕ!

Я нарочно, словно молотом, выколачивают ключевые слова. Чтобы у них, как в том старом фильме, «записалось на корочку».

— Нам не нужны советы, что делать и как поступить. Если понадобятся — мы дадим знать прямо и открыто. Не надо додумывать какие–то сраные благие намерения, потому что вы обе — конченные эгоистки, если после всего, что мы с Йени пережили час назад, хватаетесь за повод доказать, чья правда — правдивее. Есть только одна правда — наша, моя и Йен. И если еще хоть раз, хоть одна из вас вздумает сунуть в наши отношения свой нос — прямо или за спиной — я щелку так, что мало не покажется. И срать мне, кто это будет — собственная мать или жена олигарха.

Они обе молчат.

— Я хочу внятный ответ, что был услышан и понят, — настаиваю я. — Чтобы потом «вдруг» не оказалось, что кто–то что–то не понял и не так подумал.

Обе по очереди соглашаются короткими скупыми «да».

— А теперь — до свидания, — пальцем в сторону дороги. — Когда мы с Йени решим, что вам можно приезжать — обязательно дадим знать. Я вот пока не уверен, что моей жене и ребенку пойдет на пользу такое «милое» общение с родственниками.

Теща пытается возразить, так что на всякий случай снова повышаю голос.

— Не обсуждается. На хер обе. Подумайте над своим поведением. Мамаши сраные.