Ты плыви ко мне против течения

На западе, над сиреневым теплым закатом, торчал смешной, только что народившийся месячишко. Они размотали удочки и притихли над бесшумной водой.

Алешке показалось, что у него клюнуло. Он выдернул леску, и теперь на всю речку было слышно, как падают с червяка маленькие капли.

Алешка опустил крючок в воду и задумался. В общем-то он не думал. Просто сидел, упершись подбородком в колено, и даже никуда не смотрел.

А Никифоров трепетал. Он видел, как возле поплавка вздрагивают паутинки кругов, и ждал удачи. Ему во что бы то ни стало хотелось поймать первому.

И когда на реке плеснуло и над берегом замерцала серебряная рыбина, он чуть не закричал от радости.

Потом он поймал тайменя. Огромного, каких не ловил ни разу, килограмма на два, а то и больше. Было непонятно, как тот зашел сюда из быстрины, в спокойные налимьи сумерки. Но рыбина рвала удилище из рук и била хвостом, как настоящий таймень. Будоражила эхо, крошила розовое зеркало протоки.

Потом Никифоров поймал еще несколько рыб, а Денисов – всего пару малявок.

– Эх ты, рыбак! – сказал беззлобно Олег. – Иди уж лучше костер готовь.

Алешка послушно отложил удочку и пошел собирать сушняк. Он разыскал рогатины, принес ведро воды, собрал костер и зажег. Пламя пальнуло высоко, жарко разбрызгивая искры. Одна из рогатин вдруг вспыхнула и стала падать. Ведро опрокинулось в костер, и над рекой поднялось вонючее крутое облако дыма.

Никифоров засмеялся:

– У тебя не руки, а крюки!

Он ловко соорудил костер, почистил рыбу и сел рядом с Алешкой.

Скоро вода закипела, запахло распаренным лавровым листом, луком и рыбой.

– Уха готова! – сказал Никифоров, оттаскивая от огня ведро.

Ели молча, с удовольствием, до отвала.

– Фу-у! – выдохнул Алешка. – Больше не могу. – И зачерпнул еще. – Ничего себе!

– Ужасно вкусно! – согласился Никифоров.

Они отодвинулись от мисок и лежали на холодной земле, уставясь в чистое звездное небо.

– Сколько ты в Стожарах звезд видишь? – спросил Никифоров.

Алешка знал Стожары – тесную кучку звезд с ученым названием «Плеяды». Стал считать.

– Восемь, – откликнулся он наконец.

– И я восемь, – сказал Никифоров. – Кто видит восемь звезд, у того отличные глаза.

Они помолчали.

Опять было тихо. Костер угас и не мешал смотреть. От него веяло неуютным, тревожным теплом.

– Осень, а какая сушь, – заметил Алешка.

Никифоров не откликнулся.

Упала звезда.

– Ты для новой выставки что-нибудь думаешь? – спросил Олег.

– Нет.

– Ну и чудак. Уж если подвернулось счастье, упускать его нельзя.

– Это ты про медаль, что ли?

– При чем тут медаль? Главное, заметили.

– Не знаю, – сказал Алешка, – не знаю…

– Что́ ты не знаешь?

– Да почему мне дали ее. Не любил я этих оленей. Чего-то не хватало в них. Грубоваты…

Олега так и подбросило. Красный свет головешек шел снизу, и глаза под нависшим темным лбом сверкнули узко и непримиримо.

– Не притворяйся!

– Ты о чем? – приподнялся на локте Алешка.

– Ишь ты какой непонятливый…

– Да про что ты?

– Про то. Почему, говоришь, медаль получил? За талант… Ты меня не успокаивай, Денисов. Думаешь, я не понимаю?

Он снова лег в траву.

– Иван Васильевич за усердие хвалит меня. Понимаешь, за усердие…

– Ерунда, – пытался утешить его Алешка. – Какой неталантливый нашелся! Твоим барельефам цены нет. Да я, честное слово даю, завидовал тебе.

– И дурак, – спокойно сказал Олег. – Я тоже был уверен. И все подначивают: «Ах, Никифоров! Ах, молодец!..» Гений, мол, народился. Ты думаешь, в Москве ошиблись? Неправда. Я давно понял, что ты сильнее меня. Во мне дремучести твоей нет, корявости. Неудачник…

– Ты? Неудачник? – Алешка засмеялся.

Никифоров придвинулся к нему и закричал в лицо, кривляясь:

– Да, мне везет! Я все умею… Я сильней тебя, красивей… Чьи рисунки хвалят? Мои. Кто первый ученик? Я. А что ты можешь? Почему тебе медаль? Почему – ты?

Он поперхнулся. Уполз в темноту.

– Прости меня, Алешка. Обидно. Знаешь ты своих оленей, и так знаешь, что тягаться с тобой бесполезно… – Он еще помолчал. Потом усмехнулся: – Я ведь позвал тебя, чтобы себя показать. Вишь, мол, какой я удачливый. Лучше тебя, несуразного… А ты умный. Смотришь на меня и – по глазам вижу – жалеешь. А может, и стыдишься. Ведь стыдишься?

– Стыжусь, – признался Алешка. – Не понимаю.

– А что понимать? Наехало на человека.

– Давай лучше на звезды смотреть, – сказал Алешка.

Олег Никифоров

Под утро земля запотела крупной больной испариной. Стало холодно. С рыбалки Никифоров пришел к дому Ивана Васильевича. Сел на крыльцо, на нижнюю ступеньку, ждал, пока в доме проснутся.

Иван Васильевич вышел в галошах на босу ногу, с ведром в руках. Никифорову не удивился. Сел рядом, молчал. Протирал сонные глаза.

Олег взял ведро:

– Принесу.

Не спеша подошел к колодцу, набрал бадьей воды, напился, остальную воду перелил в ведро.

– А вот Алешка, – сказал учитель, – сначала ведро бы наполнил, остаток выплеснул, набрал бы новую бадью и тогда уже напился.

Олег пожал плечами.

– Я не Алешка.