Ты плыви ко мне против течения

И тотчас решила: немножко потащит, до двух отдыхов, а потом приметит место, чемоданы оставит и пойдет налегке. Пора было спешить: сумерки из-под кустов потянулись на дорогу.

Вдруг из лесу вышел мальчик с лукошком. Маленький совсем, лет семи-восьми.

– Здравствуйте, тетенька!

– Здравствуй! Ты что же один в лесу гуляешь? Ночь скоро.

– Ягоды завлекли. А вы, тетенька, уж не к нам ли?

– Не знаю. Мне в Кипрей-Полыхань.

– К нам и есть. Пойдемте вместе.

– Чемоданы в кусты оттащу, и пойдем. Замучилась с ними.

– А чо с ними мучиться? – Мальчик выломал сухой прутик и прутиком стегнул по чемодану с классиками.

Чемодан дернулся и поехал по асфальту, за ним, не дожидаясь удара, поплыл и другой.

– Интересно, – сказала Настя Никитична и, как бы поправляя волосы, потрогала лоб. – Кажется, нормальная.

– Нормально! – помахал мальчик прутом на тотчас заторопившиеся чемоданы. – Дойдут как миленькие. Ишь изленились! Пойдемте, а то убегут еще.

Настя Никитична пошла вслед за мальчиком, украдкой заглянув в его корзину. В корзине лежали корешки, а на корешках дремала маленькая черная змейка.

– Это же гадюка! – прошептала Настя Никитична.

– Ага! – закивал мальчик. – Корешкам силы придает. Маленькая еще. Набегалась сегодня за мной по лесу-то. Теперь дрыхнет.

– Ладно, все равно хорошо! – сказала Настя Никитична.

– Чо? – не понял мальчик.

– Чемоданы не тащить. Я так устала с ними…

Лес расступился нежданно. Они стояли над обрывом. Внизу голубая пойма. Речка змейкой. Красная гора. На горе село.

– Может, махнем с обрыва-то? – спросил мальчик.

– Как так – махнем? – отшатнулась Настя Никитична от края.

– За чемоданы не беспокойтесь. Они – в обход, по дороге. Придут, чо им сделается?

– Да, это конечно, – согласилась Настя Никитична, поглядывая сбоку на мальчика.

Стриженая макушка. Ситцевая в синий горошек рубашка. Босые ноги. Обычный деревенский мальчик. Он дал ей руку, она хотела взять, но он опередил, взял сам, крепко, больно, и шагнул с кручи вниз.

– Ох! – только и успела сказать Настя Никитична.

Они ухнули в осоку, чуть-чуть в речку не угодили.

– Силенки не хватило! – Мальчик виновато опустил голову. – Теперь на гору придется пешком.

Настя Никитична оглянулась: вдали, на высокой черной горе, стоял черный, уже совсем ночной лес.

* * *

Село как бы огораживало вершину холма. Весь центр был пустырем. Только на са́мой вершине красовался маленький двуглавый теремок. Каждая башенка с будку стрелочника, переход тоже под чешуйчатой крышей, а на гребешке вывеска: «Колхоз „3арницы“».

Чемоданы стояли возле резного крыльца. На крыльце сидел человек в шляпе, но в тапочках на босу ногу.

– Вот и вы! – обрадовался человек, подбегая к Насте Никитичне. – Очень мы вас ждали! Как величать?

– Настя… Настя Никитична то есть… Анастасия, в общем, Веточкина.

– Никифор Пафнутьевич, председатель колхоза. Будем знакомы. Надо было сообщить. Встретили бы. Машина все равно застоялась. – И развел руками, показывая владения. – Вот так и живем. Дом правления, скажете, маловат? Одна башня для бухгалтерии, другая – мой кабинет. Чтоб без толку не толклись. Школу поглядите завтра. Клуб у нас есть. Можно сказать, дворец. Жить мы вас определим к бабушке Малинкиной. Одинокая старушка. У нее чисто, тихо… Ну а не приглянется, скажете.

Председатель сердито покосился на мальчонку, подхватил чемоданы.

– Прошу вас.

Пошли вниз, через вишневую рощицу, по игрушечной улице. Вышли к последнему дому. Белела труба, светились маленькие окна – уже совсем стемнело.

– Жду! Жду! – встретила на крыльце гостей бабушка Малинкина.

Настя Никитична не столько разглядела, сколько угадала: лицо у бабушки ласковое. Настю Никитичну клонило в сон. Она вошла в свою комнату, сбросила туфли и платье, легла в постель… Простыни пахли рекой.

* * *

Проснулась – солнце.

На сосновых бревнах свет играет.

Оделась, причесалась. Вышла в сени. Дома никого. В рукомойнике воды до краев. Умылась. Одна дверь – на улицу, другая – в коровник. Просторно, чисто.

Дверца в воротах. Отворила – вышла в огороды. Огород невелик, но все, что нужно для дома, растет, цветет, зреет.

Прошла между грядками к плетню. Калитка в плетне. Вышла через калитку – лужок. На лужку девочка сидит спиной к Насте Никитичне, лет пяти. Головенку задрала, что-то шепчет, руками разводит. Настя Никитична немного в сторону подалась, чтоб в лицо девочке посмотреть. Оказывается, подмаргивать учится. Левым глазом моргнула, поглядела на лужок и пяткой по земле, осердясь, стукнула. Отсердилась, повздыхала, правым глазом моргнула. А лужок-то белым стал от ромашек. Другой раз моргнула – ромашки убрались, а вместо них – часики вспыхнули алые, в третий раз моргнула – лужок незабудками заголубел.

Увидала девочка Настю Никитичну и говорит:

– А левым никак не получается.

Настя Никитична назад, в дом, в постель. «Так и есть, подорвала здоровье на госэкзаменах. И до врачей теперь далеко».

Потрогала голову – не горячая и не болит. Все же достала аптечку. Приготовила таблетку анальгина, пошла в сени за водой.