Это были хорошие дни, наполненные солнечным светом и незамутненной радостью. Даже несмотря на то, что мы с отцом за все дни поймали только одну рыбку, которую сразу же и зажарили на костре, а в первую ночь меня сильно покусали комары. Я забыла намазаться специальным кремом: мама закинула мне его в палатку, но я слишком устала за день на свежем воздухе и, забыв про крем, уснула.
ГЛАВА 10
Утро. Легкий завтрак. Молчаливый, задумчивый Тарасенко. Аэропорт. Самолет.
Я с тоской и тяжелым сердцем покидаю родной Новосибирск. Вернусь ли я сюда когда-нибудь? Одному богу известно. О том, что станет с квартирой, которая досталась мне в наследство после смерти родителей, не хочу размышлять, как и о собственном будущем. На это у меня не осталось сил. Надо хоть немного прийти в себя и подумать, что делать дальше. Сейчас я полностью зависима от Тарасенко и прекрасно понимаю, что он мой единственный щит от гнева Лисовских. Но надолго ли он таковым останется? Я не знаю…
До Москвы лететь почти четыре часа, и я решаю немного подремать. В голове полный штиль. Я опустошена ночными откровениями. По идее, надо бы позвонить Маркелову и потребовать объяснений, но мне страшно это делать. Ведь если он полностью согласится со словами Жени, то мне станет хуже во сто крат. Пусть лучше все останется как есть: буду думать, что мой муж несколько приукрасил события, дабы заставить меня с ним полететь, а я решила пока что согласиться с его доводами. А дальше? А дальше что-нибудь придумаю…
Не успеваю я толком погрузиться в дрему, как самолет начинает трясти, да с такой силой, словно он падает. Я мысленно посылаю все к черту, вяло размышляя, как не люблю турбулентность, от которой меня обычно тошнит.
Но следующие события заставляют меня с ужасом распахнуть глаза: я слышу громкий противный аварийный сигнал и дрожащий голос стюардессы через динамики — видимо, она взяла в руки микрофон.
— Внимание! Срочно пристегните ремни и наденьте кислородные маски. На борту произошла небольшая авария! Один из двигателей работает с перебоем. Сейчас капитан делает все, чтобы выровнять самолёт и дотянуть до аэропорта Москвы.
— Как дотянуть? — охрипшим со сна голосом спрашиваю я, не глядя на своих соседей по несчастью. — Сколько часов туда лететь? Может, поближе где-то сядем?
Нездорово бледная стюардесса качает головой.
— До Домодедово осталось двадцать минут.
Кивнув, что поняла, а заодно подивившись своему «вздремнуть» (ведь только-только же вроде глаза закрыла, а оказалось, четыре часа проспала), я быстро пристегиваю ремень и надеваю кислородную маску, висящую перед моим носом.
И вновь почему-то слышу дрожащий голос стюардессы, которая повторяет как попугай одни и те же слова.
— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Пристегните ремни, наденьте кислородную маску.
С удивлением смотрю на девушку, может, её от паники зациклило? Но нет, она уставилась на Тарасенко и говорит это явно ему.
Я поворачиваю голову и наконец понимаю, какого черта она заладила одно и то же.
Оказывается, Женя вместо того, чтобы соблюсти все меры безопасности, сидит белый как стена, его взгляд остекленел, он вцепился руками в подлокотники и, похоже, вообще мало что понимает.
До меня доходит, что его с головой накрыла паника.
Не знаю, какого черта я плюю на собственную безопасность. Может, потому что чувствую ответственность за Тарасенко — все же столько лет незаслуженно считала его виновным в том, что со мной случилось. Сейчас мне трудно анализировать свои действия, но я отстегиваю ремень и, повернувшись к моему мужу, начинаю пристегивать его.
Я знаю, порой с паникой совладать совершенно невозможно, и как бы я ни кричала сейчас, как бы ни била его по щекам — мало чего смогла бы добиться. А вот просто помочь ему застегнуть ремень и надеть маску — это наилучшее решение.
Когда я надеваю на него маску, взгляд Жени становится удивленным. Значит, он не совсем в отключке, все понимает, просто не может пошевелиться, судя по тому, как побелели костяшки его пальцев, которыми он продолжает цепляться за подлокотники кресла.
Краем глаза замечаю, что стюардесса убегает в свой закуток — наверное, теперь она счастлива, что тоже может пристегнуться и надеть маску. А на остальных я не обращаю внимания. Плевать, что они там все делают. Для меня сейчас главное — Тарасенко и его безопасность, а эти так называемые телохранители… да черт с ними. Хотя когда я вновь пристегиваюсь и надеваю маску, то замечаю, что они, оказывается, все сидят в хвосте самолета, а их кресла отвернуты в другую сторону. И мы с Тарасенко словно отгорожены невидимой стеной от них. А я, когда мы садились в самолет, даже внимания не обратила. Ведь когда мы летели в Новосибирск, несколько мужчин сидели напротив нас — за столиком. А сейчас мой муж выселил их всех «на задворки». Значит, он и правда с ними уже обо мне поговорил и сделал так, чтобы я не видела их физиономии в течение четырех часов? Пытался создать мне комфортные условия?