Ты убит, Стас Шутов

– Так значит, ее зовут Оля. ― Стас прищурился и сжал губы. Он ничего не знал о ребенке папы и Алисы, ни имени, ни даже пола. Его захлестнула ревность, захотелось побольнее уколоть отца. И в конце концов Стас нашел подходящие слова: ― Мне жаль ее, пап. Если какой-нибудь подонок на улице вдруг сделает ее ущербной, ты же и ее бросишь. Ты чертовски легко отказываешься от бракованных детей.

И тогда отец влепил ему пощечину. Он не рассчитал силу: из глаз Стаса посыпались искры. Не сказав больше ни слова, отец ушел.

Все взгляды сидящих вокруг семей устремились на Стаса. Коля, замерев, смотрел на него круглыми глазами, у раскрытого рта зависло пирожное, которое он не успел надкусить. И именно Коля первым отреагировал на ситуацию.

– Мам, пап, а давайте позовем Стаса? ― сказал он с напускным восторгом. ― Стас, иди к нам, у нас есть пирожки!

– Конечно, отличная идея! И борщ еще остался, ― подхватила его мама.

– Отлично! ― Коля обрадовался. ― Стас, подползай!

Когда Стас пересел к Коле, его тут же обложили едой и окружили заботой. И он позволил потоку тепла от этих чужих ему людей подхватить его и унести прочь от его собственных проблем, хотя бы на короткое время.

* * *

Июль выдался отвратительным, лило не переставая. До свободы осталось полторы недели, а иконка все еще была у Резака. Но Стас наконец-то понял, как ее забрать, и для осуществления плана выбрал самый холодный и грязный день.

Драка намечалась на пятачке между жилым корпусом, чередой мусорных контейнеров и забором. О ней, чтобы не привлекать внимание взрослых, известили узкий круг. В основном тут были друзья Стаса и компания Резака, но также и парочка-другая нейтральных ребят. Все обступили Стаса и Резака кольцом. Волоски на руках Стаса встали дыбом: он, как и Резак, был без ветровки, в одной футболке.

– Когда все закончится, ты будешь походить на нежную отбивную, Барби. ― Резак поиграл мускулами. ― А твоя драгоценная иконка полетит в унитаз.

Он ходил из стороны в сторону, словно хищник в клетке, которому не терпелось выбраться на волю. Стас же не отвечал, не двигался и сохранял спокойствие. Зрители были недовольны таким скучным фильмом.

– Харе уже трепаться!

– Нам тут до вечера мокнуть?

– Меньше слов, больше дела!

– Погода отстой! Резак, уделай его по-быстрому и пойдем.

Резак так глянул на зрителей, что те быстро заткнулись. Ему нравилось издеваться и накалять обстановку постепенно.

– Я знал, что у тебя маленький мозг, Барби, но не подозревал, что настолько, ― протянул он. ― О чем ты только думал? Ты что, бессмертный? Или, выучив пару приемчиков, решил, что порвешь меня? Всем бы твою самооценку!

– Клиенты грустят, шеф-повар! ― Стас вздернул подбородок. ― Ты обещал им нежную отбивную. Так может, перейдем к делу?

Резак сжал кулаки и направился вперед. Но, не успев сделать и трех шагов, он замер в полном оцепенении. Этого он точно не ждал: Стас, сжав кулак и размахнувшись, со всей силы ударил по лицу…

Себя.

Он сгорбился, но тут же выпрямился и снова врезал себе. Удар пришелся по носу, брызнула кровь. Затем Стас взял себя за ворот футболки и впечатал в бетонный забор.

Все смотрели на это с ужасом, замерев и задержав дыхание. Никто не говорил ни слова. А Стас избивал себя в кровь. Теперь руки словно жили собственной жизнью, и у них была четкая цель: убить своего хозяина. Стас снова и снова оттаскивал себя за воротник от забора, чтобы с разбегу врезаться спиной в бетон. Он бил себя, душил, валил в лужу, топил в грязной воде. Бросился в сторону контейнеров, упал на землю, контейнер приземлился сверху, окатив дождем из мусора.

– Что он творит? ― раздался чей-то шепот. Первые слова за несколько минут. ― Он полный псих!

Друзья явно боролись с желанием броситься к Стасу на помощь, скрутить руки. Но они знали: нельзя, надо просто стоять и наблюдать. Так велел он сам. И теперь его «новые мушкетеры» нервно топтались на месте. На их лицах он видел ужас и страдание. Казалось, они чувствуют всю боль Стаса, разделяют ее с ним.

Резак так и не пришел в себя. Он находился будто под гипнозом и не отрывал от Стаса хмурого, недоумевающего взгляда. Казалось, жуткое зрелище заворожило его.

Удар по лицу. В живот. В грудь. Бросок в стену. Стас рычал, ревел, тяжело дышал, выл. Он бросал себя из стороны в сторону, падал, бился о стены и углы. Казалось, он бьется со своим внутренним чудовищем, пытается вытравить его и уничтожить.

Лицо было все залито кровью, грязью и потом. Футболка ― разодранная, мокрая, в бурых разводах. По рукам текли темные струи. Волосы были настолько грязными, словно Стас из блондина стал брюнетом. Он ничего не видел перед собой: от постоянных ударов мир будто скрылся за темной вуалью. Все плыло, кружилось, в ушах звенело.

В конце концов силы покинули Стаса. Ноги подкосились, и он рухнул на колени. Перед тем, как упасть в грязь лицом, Стас увидел вдалеке, среди грязных луж, ярко-синее пятно.

Расцвела первая синяя примула: привет от Круча.

* * *

― Стас, как себя чувствуешь? ― отстраненно спросила Светлана Игоревна, зайдя в палату в изоляторе.