Ты умрёшь завтра(СИ)

     Военные пытались границу город-тайга выжигать напалмом, наполняя и без того смрадную атмосферу Красного копотью и гарью, но это не сильно помогало. От высокой температуры деревья сбрасывали хвою, и пару месяцев стояли черными обугленными столбами, но затем жизнь в них возрождалась, и костлявые ветви снова обрастали черной щетиной. Еще военные пытались валить деревья взрывчаткой, и такой подход был достаточно эффективен — деревья падали. Но от взрыва железные иглы разлетались на километры смертоносной шрапнелью, и после того, как такими пулями убило двух мирных граждан, от затеи с взрывчаткой пришлось отказаться. Так что полосу ничейной земли от растений-захватчиков очищали по старинке — бензопилами с алмазным напылением на зубьях. И хотя способ этот был достаточно медленный, к тому же требовал много человеческих ресурсов, все последующие годы только его и применяли, как самый надежный и безопасный.

     После крушения поезда 79-го года движение железнодорожных составов замедлилось. Участок полотна от города и вглубь тайги километров на пятнадцать вызывал тревогу, так как, оставались небеспочвенные опасения, что корни деревьев снова покорежат рельсы, поэтому этот отрезок пути составы проходили неторопливо, не быстрее десяти километров в час. Машинисты рассказывали, что дальше тайга не опасна, мало того, деревья имеют обычный для сосен и елей рост и даже цвет, то есть зеленый, животный мир по большей части нормальный, без видимых отклонений во внешности и поведении, а небо бездонно-синее, да еще и с ватно-белыми облаками! Но горожане этому не очень то верили, и подобные рассказы утвердились в Красном, как «железнодорожные байки».

     Железная дорога — пуповина, соединяющая так и не вылупившегося уродца по имени ПГТ Красный с его многодетной матерью-героиней — Страной Советов, была единственным каналом доставки продовольствия, а потому ее требовалось оберегать тщательнее любого другого участка границы. Но пешие патрули не могли углубляться в тайгу далеко, это было бы слишком рискованно, так что железнодорожники выделили военным дрезину, а те установили на ней турель со скорострельной пушкой, и раз в день, в окне между поездами, выкатывали на своем мини-бронепоезде на разведку. Но и на дрезине военные были не в состоянии контролировать все пятнадцать километров, от силы три–четыре, да и то, всего лишь раз в сутки, так что толку от этих вылазок было не много. Все понимали, что если тайга уничтожит железную дорогу, город останется полностью отрезанным от «земли». Без мазута для электростанции станет завод, не будет тепло-, водо- и электро- снабжения, без продовольствия начнется голод… Угроза блокады неумолимо надвигалась, ее осознавали горисполком и заводская администрация, даже военным не нужно было это втолковывать, — понимали и ничего не могли с этим поделать. Больше никакие дороги в город не вели, и даже восточная просека, прорубленная армией несколько лет назад, давно заросла черным лесом. Единственное, на что можно было надеяться, как на запасной вариант — винтокрылая авиация, но обеспечить продовольствием, обмундированием и боеприпасами город одними вертолетами очень трудно, почти невозможно, к тому же, невероятно дорого.

     Город и тайга сосуществовали в зыбком равновесии, которое могло рухнуть в любую минуту. Правда, солдаты вдоль всей границы поставили столбы и натянули колючую проволоку в несколько рядов, так что ПГТ Красный обзавелся собственной «крепостной стеной», — сплошным двухметровым ограждением с разрывом в единственном месте, у постов железной дороги. Но если радиоактивные собаки не могли это препятствие преодолеть, то было понятно, что медведь пройдет сквозь него и не заметит, так что колючую проволоку военные натянули больше для укрепления собственного морального духа, — все же с ней как-то спокойнее.

     20-го июля 81 года Антон Павлович стоял в кабинете директора Клуба у окна и сквозь мутное стекло в ржавых разводах смотрел на север. Вечернее солнце, огромное, оранжево-красное, сдувало с домов сумрак, черные саблевидные тени тянулись на восток, будто город знал, что именно там притаился его первостепеннейший враг и теперь, словно готовая к бою центурия легионеров, ощетинился на него острыми копьями. В просвет между строений Антону Павловичу был виден пост военных, а за ним ограждение колючей проволоки, — «государственная» граница, линия, за которой начиналась вражеская территория.