Ты забыла свое крыло

Но здесь — не у нас. Неоднократно ей объяснял! Но разве она меня слышит? Что теперь делать? Да, съездили удачно! Ноги отнялись, но как-то не к чему было прислониться, не к колонне же этой с номером шестьдесят шесть?

Видимо, отключился чуть-чуть. В сознании моем прошли один за другим мои «боги счастья» — охранник, бросивший пост ради меня и пистолетом (надеюсь, незаряженным) радостно показывающий мне дорогу в издательство. Молодой узбек, протягивающий мне свою ручку.

И это оборвалось. Осталась лишь неумолимая мулатка с руками, сложенными крестом.

Внутри стало как-то пусто. Абсолютно реальное чувство — пустой бидон. Такого еще не было. Это конец?

Очнулся от клацанья аппарата. Видимо, кто-то продолжает и меня чушить. Или чморить?

— Если опоздаем и не прилечу завтра, хана! — сказала Римма.

— Ты мне не говорила.

— А ты что-нибудь спрашивал разве про меня?.. Мать в больницу ложится!

Голова моя вдруг наполнилась радостным гулом. Снова воспоминания! Говорят, в такие минуты в сознании проходит все. Оказался на родине. Это у нас по много-много раз гремят репродукторы, вызывая всеобщее веселое оживление:

— Гражданин Габриелян! А гражданин Габриелян! В восьмой раз приглашаем вас на самолет в Ереван! Время пришло!

— Не хочет! — смеемся мы.

А гражданин Габриелян неторопливо заканчивает завтрак, вытирает усы.

— Ничего! Бэз меня не улетят! Чемодан мой у них!

— Гражданин Габриелян! Сколько же можно?

А он лишь наливает по новой. Счастливый сон!

Наконец вынырнул, как из воды, тяжело. Тут как раз очень глухо. Уши заложило? Вплотную оказалось лицо Риммы, которая говорила напряженно, но тихо:

— Ну, что делаем?!

— Должны же нас как-то учесть. Что мы опоздали совсем на чуть. Должны нас куда-то посадить! — заговорил я.

— Куда? — усмехнулась Римма. — Да-а! — словно впервые вглядывалась в мое лицо. — Не держишь ты хардовых ситуаций! Совсем!

Тут рядом с нами оказалась мулатка и куда-то нас повела. Я, кстати, полностью оклемался.

— Ты учти! — сказал я Римме. — В жизни моей не было еще ни одного прокола! И не будет! И никому ты такого не посылай! — кивнул на ее телефончик.

— Ну дай бог! — сказала она.

— Наверное, будет какой-то штраф за опоздание, — предположил я. — Что-то такое я слышал. Надеюсь, небольшой.

— Да?

Мулатка подвела нас к желтой стойке, и там я увидел настоящую красавицу. Наконец-то!

— Давай твой посадочный талон! Быстро! — шепнул Римме я.

Красавица, поглядев на талоны, почему-то вернула их. С улыбкой что-то заговорила, и я разобрал лишь «нью тикетс».

— Вроде новые билеты хочет нам дать! — пояснил я Римме и обратился к красавице, улыбаясь не менее ослепительно, чем она. — Хау мач?

Она, видимо, не надеясь на мой английский, нарисовала шариковой ручкой «491».

— Фо ту тикетс? — выговорил я.

— Фо уан, — ослепительно улыбнулась она. И нарисовала всю сумму — «982».

Так. Все мои сбережения на черный день, который теперь уже не наступит, потому что не доживу. О новых зубах мечтал. Забудь! С этими ляжешь.

Главное, чтобы деньги оказались тут. Помню, все не решался, в ночь перед полетом сидел дома за столом и то клал их в сумку, то вынимал. «Зачем столько-то? Все же схвачено там!» Клал — вынимал. Так и заснул. В самом интересном месте! Особенно интересном — теперь.

— Ну что? Хана? — прохрипела Римма.

— Ну почему же? Летим!

— Сколько?

Я показал ей, что написала красавица.

— Ой! На всю поездку столько не потратили, даже близко! А у тебя есть?

— Конечно, — проговорил я и запустил палец в глубокий карман сумки. Что-то вроде там есть! Йесс!

Я положил (с какой-то надеждой) одну банкноту, кстати, самую крупную у них, — может быть, хватит. Но красавица тут же показала два пальца. Ну что ж. Если уж делаешь что-то хорошее, сил не жалей, а уж тем более денег. Что еще, кроме этого, и вспомнится в жизни? И самому будет лучше!.. Впрочем, тут я, возможно, ошибся. С хрустом выложил вторую банкноту. Ее было почему-то особенно жаль. Помню, как зарабатывал.

Раздалось клацанье — этот эпизод Римма сняла! Ну что ж.

Компьютер запищал. Красавица протянула уже сразу — посадочные талоны!

— Ну вот! Ту тикетс! — улыбнулся я. — Надеюсь, прямой в Петербург? — барственно произнес я. Потер двумя пальцами — и тут из-за одного посадочного талона уголком вылез второй.

— Как же! Опять через Франкфурт! — устало сказала Римма.

— Так же, как было и в первый раз. Кстати, надо бы поинтересоваться, где чемоданы у нас? — Я развернулся и огляделся.

Почему-то казалось, что хотя бы — хотя бы! — в награду за все наши страдания и лишения, те контролеры, которые сегодня же, и совсем недавно, проверяли нас, должны встретить нас с распростертыми объятиями, радостным «О! Опять вы! Какими судьбами?», но они вообще не узнали нас и обыскивали, наоборот, гораздо более сурово, чем в первый раз, и изъяли у Риммы из сумки крохотный перочинный ножичек, который она везла в подарок своему сыну, его в первый раз почему-то пропустили, а сейчас вытащили и звонко бросили в урну. Да! Второй раз — не первый раз. Слетает счастье, как с крыльев бабочки — пыльца. Вот как обернулся «Праздник, который всегда с тобой»! Нет пощады!