Ты - задира (СИ)

— Ты чего не спишь? Болит что-то?

— Нет-нет… Я не могу уснуть. Хотела попросить таблетку.

— Хорошо. Жди меня здесь, сейчас принесу.

Позже она принесла мне лекарство и стакан воды. Сказав спасибо и спокойной ночи, я прямиком направилась в постель, потому что таблетка начала действовать мгновенно, чему я была чрезвычайно удивлена.

========== Глава 2 ==========

Верить клятвам предателя — все равно что верить благочестию дьявола.

— Ну, не трясись так, не бойся, — говорила медсестра во время того, как вкалывала мне успокоительное.

Меня должны оперировать первой, и это радовало меня, а вроде, как и не радовало. Я привстала с кровати и обняла маму. Я чувствовала, что это наш не последний момент, проведённый вместе, но на всякий случай, я сказала, что прошу у неё за всё прощения и очень люблю. После моих слов она заплакала, начала гладить меня по голове, целовать лицо и говорить, какая я сумасшедшая, нести такую чушь. Мама плакала сильно, без остановки.

— Если ты не перестанешь лить слёзы, Наташа, то я сам заплачу, — начал Дмитрий, стоявшей позади неё.

— Всё-всё, я больше не буду. Но ты же понимаешь, у тебя у самого сын! — и снова она обняла меня.

Вдруг в палату зашёл врач и приказал раздеваться догола. А после всё было, как в тумане: каталка, холодная простынь, лифт, подвал, белая операционная, маска на лице. В тот момент, как мне её надели, я почувствовала себя, как в раю. У меня было ощущение, что я полетела куда-то в космос на той белой лампе сверху, и мне было на всё наплевать, на маму, на болезнь, на Пашу, абсолютно на всё и на всех. Я испытывала свободу, наслаждение, но вот, это прекратилось.

Вдруг я вижу голубой халат перед собой, поднимая голову выше — мужчина. Он над чем-то склонился. Он был не один. Рядом с ним были ещё женщина и молодой парень. Они были похожи на докторов. Я встала между ними и увидела себя, а точнее своё тело, которое очень напоминало мне трупа. Я испугалась, что происходило вообще?

Я коснулась плеча седого мужчины, но руки только проскользнули через него, словно это была голограмма, а не человек.

— Эй! Я здесь! Вы что, меня не видите? Я же тут! Эй! — я запаниковала, но они меня не слышали.

Вдруг они засуетились, да и сами запаниковали. Парень закричал:

— Сердцебиение слабеет! Давление падает!

Чёрт, что? Я умирала? Нет-нет, но как же так? Ладно, пока я могу видеть, могу перемещаться, значит, я жива? Но почему же меня никто не слышит?! Почему?! Я открыла дверь, а если быть точнее, прошла сквозь неё и оказалась в холодном подвале. Меня повело выше, куда-то за потолок, ещё и с такой огромной скоростью, что этажи сменялись раз за разом. Я долетела до крыши и почему-то только сейчас посмотрела на свои руки и на то, что на мне было надето.

Кожа не человеческого цвета, а какая-то белая, почти прозрачная… Странно, что на мне была надета какая-то простынь или что-то наподобие; я стояла на крыше, дул ужасный ветер, но было совсем не холодно, а даже как-то волшебно. Вдруг передо мной, даже чуть выше, появилось круглое белое, но яркое-яркое пятно! Мне тогда казалось, что оно ярче самого Солнца. Я пристально смотрела на него, и постепенно там вырисовывался образ… Ангела?

— Зачем ты пришла? Думаешь, тебе уже пора?

— Можно я немного отдохну от этой жизни? — я сама не понимала, как из моего рта вырывались такие слова.

— Ещё не время. Тебе нужно сделать очень много дел, а после приходи.

Ангел ушёл, а я стояла в растерянности. Я спустилась на свой этаж, там суетились толпы больных пациентов, врачи и те, кто просто пришёл навестить сына, дочь, друга. Они не видели меня.

— Эй? Меня кто-нибудь видит?! Помогите!

Я кричала, а они не смотрели на меня, даже не шевельнулись в мою сторону. Но тут я услышала ещё один крик. Обернувшись, я увидела какого-то незнакомого мне молодого парня, лет двадцати:

— Я! Я слышал тебя!

Я не успела ему ничего сказать, как вдруг снова темнота, и я ничего не слышу и не ощущаю.

Я открыла глаза. Какие-то аппараты, медсёстры, а самое главное — жуткое желание пить. Губы слиплись, во рту всё пересохло.

— Пить, — еле прохрипела я, и медсестра тут же подбежала ко мне.

— Нельзя пока, нельзя. Наконец очнулась, а то что-то долго ты пролежала.

— Сколько?

— Да почти пять часов. Уже думали сами тебя будить.

— Голова болит, — сказала я, чуть ли не плача от боли, пока меня везли до палаты.

— Потерпи-потерпи, с каждым днём болеть всё меньше и меньше будет.

Двери лифта распахнулись, и она, наконец, прикатила меня к палате. Голова болела сильно, пульсировало где-то на затылке, а слёзы сами просились наружу от этой невыносимой боли. Мама и Дима вскочили со стульев и подбежали ко мне.

— Карина! — закричала она и легко провела ладонью по щеке.

— Мам, пить хочу…

— Не давайте ей пока пить. Пусть ещё минут сорок полежит. На ночь сделаем обезболивающее, чтобы спала нормально.

Пролежав на постели полчаса, в палату неожиданно вошёл врач. Он сел рядом и посмотрел на меня, такую всю страдающую и грустную с виду, но в душе ликующую, что всё закончилось.

— Напугала ты нас, Карина, — начал он, но тут вмешалась мама.

— Как? А что случилось?