Ты здесь? (СИ)

Чем дольше начинаю анализировать её поступки, тем сильнее проникаюсь силой воли. Купила дом, уехала от родительницы, живет с даром, от которого страдает, но все равно цепляется за жизнь, словно в беспросветном будущем появиться что-то такое, что обязательно принесет счастье. В этом наше отличие, в этом наша беда: Айви не боится трудностей и с легкостью их преодолевает, как я, в свою очередь, трушу любой перемены, из-за которой жизнь меняет свое русло. И это не оговорка — что сейчас, что при жизни я был и являюсь самым настоящим трусом.

И только теперь понимаю, в чем на самом деле заключалась моя трусость — в страхе одиночества. Несмотря на то, что я всегда и во всем был один, будучи даже в окружении людей, мне думалось, что я не одинок, но в душе чувствовал себя иначе. Думал, что если всегда буду заглушать это чувство, бежать от него, то сумею в один прекрасный день избавиться от ощущения пустоты. Вот только бегство затянулось, не приведя меня ни к чему, кроме обрушившегося на голову осознания. Я всегда был один. И Айви всегда была одна, но ей это принять удалось куда проще, чем мне.

И вот мы здесь, встретившиеся в её доме два одиночества, потерявшиеся в себе, но нашедшие друг в друге спасение. Кто от вечного бегства, кто от скитания от себя самого. И в этом, наверное, и заключается судьба: в определенный момент жизни найти того, кто спасет тебя от тяжести за плечами.

Так странно. Теперь я говорю её дом, хотя изначально он принадлежал моей семье. Но это уже не важно. Она здесь. Живет, что-то делает, меняет и открывает для меня новое, то, что увидеть прежним взором я не сумел бы, сколько бы не пытался. Айви не просто часть этого дома — я понял это уже тогда, когда мы впервые сумели друг другу открыться — она часть меня. Как недостающая кусочек паззла, что я искал с самого начала. Жаль, что я еще не нашел достаточной смелости, чтобы ей в этом признаться.

— Прости, что задаю этот вопрос. Просто… — она заправляет прядь за ухо, пытаясь подобрать слова, — просто мне интересно знать, что ты ощущаешь.

Я медленно цепляюсь взглядом за собственную руку, выставляя её вперед. Прозрачная, с длинными пальцами, мелкой россыпью родинок, которые я при жизни просто терпеть не мог. Лишь одна — там, где начинается большой палец — приковывала взор, вырисовываясь рядом со шрамом. Сейчас её практически не видно и сей факт заставляет меня грустно усмехнуться — занятно, что я не любил в себе многие мелочи, находя их весьма некрасивыми. Родинки, шрамы, глаза, слишком узкие ступни ног, отсутствие каких-либо волос на груди и возле пупка, походка. Как только думаю об этом, то пытаюсь из раза в раз в воспоминаниях поймать свое отражение в зеркале, чтобы взглянуть в него дольше пары секунд. Но прежний я снова убегает куда-то, нехотя встречаясь взором со мной настоящим.

Айви замечает, как меняется мой настрой, осторожно поднимается с места и следует ко мне, усаживаясь на пол — тот наверняка холодный. Я хочу предложить ей улечься на кровать, но отметаю эту мысль в тот момент, когда она протягивает навстречу свою руку, пытаясь коснуться моей — большой, по сравнению с её и все такой же прозрачной.

— Сложно. Если не брать в расчет то, что я вижу или слышу, то кажется, будто я испытываю все по памяти. Вспоминаю, каково это — шероховатость страниц или мягкость матраса. Как было холодно осенью, как дождь мочил волосы, каков запах растворимого кофе. Нет ощущений тактильности, но память с легкостью их заполняет.

— А сейчас? — вновь задает вопрос, закусив край губы. На меня не смотрит, только на наши руки, что едва касаются друг друга.

— После того, как ты появилась здесь, чувства стали совсем другими. До этого было пусто, приходилось часто возвращаться к истокам памяти, чтобы не забыть, что было до всего этого. Но с течением времени, когда мы стали больше общаться, появилось тепло. Не знаю, как объяснить это правильно, но порой мне слышится стук собственного сердца, когда ты рядом. Я представляю, как теплое дыхание опаляет лицо, как могут пахнуть твои волосы, каким сладким может быть летний воздух и каким соленым морской бриз, когда мы сидим на крыльце, — осторожно пробегаюсь подушечками по её запястью. — Если трогаю себя, то невольно представляю, что чувствую это прикосновение, но на деле — оно пустое. Даже на воздух непохоже. Боль я тоже не испытываю. Умом её понимаю, но на деле не чувствую.

— Значит, когда обнимаешь меня…

— Это отдается воспоминанием, — я прячу взгляд, стараясь не смотреть на нее. Наверняка больно слышать что-то подобное, но и скрывать это неправильно. — Я помню, какими могут быть объятия, касания, поцелуи. Различие только в том, что до всего этого они казались мне обыденными. Можно было легко чмокнуть в щеку маму, пожать руку Сиду или…