Ты здесь? (СИ)

— Не говори мне, что причина твоего вечного домоседства — тот самый умерший паренек, что жил здесь до тебя.

Но по Айви, когда она все-таки убирает руки от лица, все и так становится ясно. Мириам прикрывает ладонью рот, не в силах сдержаться.

— И тогда, когда я говорила о нем, он слышал? — Айви кивает. — И он сейчас здесь?

— Это неважно.

— Что? — теперь уже вскипает Мириам, вскакивая при этом с места. — Это важно, Айви! Это же сколько времени ты держишь в себе настолько тяжкий груз? Теперь я понимаю, почему ты спустя неделю прибежала ко мне и два дня не хотела возвращаться домой!

— Мириам…

— Послушай, — она опускается перед Айви на корточки, беря её за руки, — этот разговор неизбежен. И то, что ты сейчас испытываешь — это чувство сострадания. Тебе нужно высказаться, нужно отвлечься, нужно продать дом, чтобы избавиться от этого! Любовь — сильное чувство, но оно должно быть обращено к живому человеку, с которым у тебя будет будущее! Я понимаю, что ты видишь в нем больше, чем кто-либо, но это же не жизнь!

Я вздрагиваю. Слова, сказанные Мириам, льются будто из глубин моих самых потаенных страхов. И, что самое интересное, имеют должный эффект: она права по всем вышеперечисленным пунктам, в которых мне и самому себе страшно признаться. Это нельзя оспорить, нельзя игнорировать, не отзываться на правду, что разрывает на части.

На секунду кажется, словно Айви вот-вот согласится. Но она, вместо этого, одаривает меня теплой, вымученной улыбкой, утирая уголки глаз от подступивших слез.

— Ты права, любовь — сильное чувство. Но к кому оно должно быть обращено — это уже мое дело. Позволь мне самой разобраться в правильности своих действий.

Мириам молчит, переваривая сказанное. А затем, обессиленно выдохнув, кивает.

— Я всегда думала, что ты по-своему странная, Ив. Но чтобы влюбиться в призрака — это что-то новенькое. Тянет на фильм «Приведение». Только там он мог вселяться в людей. А он…

— Лео, — подсказывает Айви.

— Лео может?

Айви отрицательно качает головой.

— Что ж, раз уж так, то я не представляю, какую боль ты испытываешь. Вы оба. Не будешь злиться, если я снова позволю себе налить выпить? После таких разговоров мне необходимо прийти в себя. А тебе — наконец выговориться. Обещаю, я не стану ничего говорить. Просто послушаю. И приму. Такова уж моя участь — быть твоей подругой, счастье которой важнее, чем что-либо. И, кстати, — Мириам оборачивается, ища меня взглядом, — если он сделает тебе больно, то не молчи об этом. Комнату для тебя я выделю, это сто процентов.

— Он не сделает, — уверенно отвечает Айви. — Я знаю его. Поэтому уверена, что не сделает.

— Хорошо, — кивает Мириам. — А теперь — начинай рассказывать.

Темнеть стало быстрее — спустившиеся на улицу сумерки проникли и в дом. Айви зажгла торшер, что стоит недалеко от дивана и, пока Мириам копошилась на кухне с закусками — они обе проголодались — запустила в дом кошку. Та уже по-хозяйски устроилась на кресле, свернувшись в комок.

Мириам эта картина нисколько не удивила — о любви Айви к животным она уж точно знала не понаслышке. И наверняка была той, кто не особо любил её крысу, в чем я даже не сомневаюсь.

— Насчет того, что я чувствую, — произносит Айви, когда Мириам снова удобно забирается на диван, держа в руках алкоголь. — Не знаю, почему не говорила об этом раньше. Боялась, что кто-то осудит. К тому же, это было между мной и Лео, — она улыбается уголками губ, ловя мой взгляд. Я осторожно киваю, как бы говоря «продолжай». — Я не жду от него многого, зная, что он — призрак. И порой задумываюсь о том, что недостойна его. Я ведь никогда не была хорошим человеком, часто оступалась, говорила обидные вещи, делала людям больно, не обращая внимания на то, что они чувствуют. Я эгоистична в своих желаниях, в своих поступках, в мыслях.

— Это не так, — не соглашается Мириам. — Нет плохих и хороших людей. У нас у всех много сторон, что раскрываются миру в той или иной степени. Но это не делает тебя плохим человеком, если ты думаешь в первую очередь о себе, а не об окружающих. Это же все-таки твоя жизнь. А загонять себя в рамки и пытаться соответствовать окружающим — это вранье самой себе. Зачем наступать себе на горло, чтобы угодить тому, кто тоже думает только о своем благе?

Никогда бы не подумал, что когда-нибудь соглашусь с Мириам. Её слова, как холодная вода, струящая по телу — бьют осознанием и принятием. Я тоже, долгое время, если быть честным, думал, что плохой человек. Никогда не считался с чужим мнением, делал так, как хотел сам, невзирая на то, что это решение могло быть неправильным. И в эгоистичности собственных поступков винил себя больше, чем мог бы. Конечно, это глупо и неправильно, но порой совесть — тот внутренний голос, который никак не может заткнуться — пытается отличать хорошее от плохого, взывая обдумать то или иное действие.