Тыл-фронт

Захлестывала Калмыкова радость, а высказать ее никому не решался.

6

В маленькой комнате с зелеными портьерами на окнах стоял полумрак. Близоруко наклонясь к низенькому столику, Карцев раскладывал пасьянс. Долгополов, дымя папиросой, вперил взгляд в висевшую на стене карту. Чем бы он ни был занят, что бы ни делал, в подсознании всегда стояла эта большая карта, где линия из коричневых флажков с пауком свастики, извиваясь змеей, обогнула длинной полудугой Ленинград, захлестнула Новгород, вплотную приблизилась к Москве и, чуть не обвившись петлей вокруг Тулы, сползала на юг, к Таганрогу. Словно стремясь навстречу коричневым, желтые флажки с красными кружочками растянулись по маньчжурской границе.

— Что передавали? — не отрываясь от пасьянса, спросил старик.

— Берлин сообщает, что сильные морозы несколько отодвинули сроки занятия Москвы, — вяло ответил Долгополов. — Сейчас в основном линия фронта выравнивается для сокращения протяженности позиций. А Москва передала, что ими полностью освобождены Московская, Тульская и часть Тверской[9] областей, что немцы несут большие потери.

Он умолк. Потом, вскочив с кресла, выкрикнул:

— Невероятно! Вранье! Большевистские бредни. Некому и нечем… — но в его голосе слышались сомнение и отчаяние.

— Да-с! — задумчиво вздохнул Карцев, отодвигая карты и останавливая взгляд на Долгополове. — Мы, князь, в Сибири в двадцатом году, казалось, всех коммунистов уничтожили. А потом едва успели ноги унести… Я реалист, на иллюзии не уповаю, — лицо его стало черствым. — Военный и экономический потенциал России велик, и вся суть в том, насколько сумеют коммунисты его использовать. Фюрер наступил им на хребет, необходимо теперь же рубить и конечности, а то может повториться прошлое. Для этого нужны здесь Рундштедты и Боки, а не чванливые Умедзу…

Появившийся в дверях старый слуга тихо прошамкал:

— Фон Петерсдорф.

Князь бросил взгляд на Карцева, тот утвердительно кивнул головой.

— Проси! — приказал Долгополов.

Петерсдорф вошел стремительно. Его рот скривила застывшая улыбка, маленькие острые глазки смотрели холодно.

— Фаше префосходительстфо, рад фидеть фас! — еще с порога сухо проговорил он. При желании помощник германского военного атташе мог говорить по-русски сносно, но на этот раз не считал нужным следить за произношением и безбожно коверкал русские слова. — Как пожифайт фи? У меня, господа, большой нофость. Наши фойска заняли еще один большефистки город.

— Признателен вам, господин фон Петерсдорф, и радуюсь успехам вашей армии, — мягко прошелестел Карцев, предлагая немцу диван. — Успехи вашей империи — наши упования.

— О-о, конетшно, господин Карцеф, — согласился Петерсдорф и, взглянув на Долгополова, добавил: — Князь, наферно, будет скутшно с нам?

Долгополов откланялся и вышел. Его продолговатое лицо передернулось от оскорбления.

— Господин Карцеф, представляемый фами введений есть отшень плохой — нетошный, — недовольно заговорил Петерсдорф. — Эти зведений фи не получай, а собираль то, тшто фибросиль большефики. Мне нужны тошний зведений о резервах дальнефосточной армий, о переброске фойск на ефропейский фронт, о интенсифность Фладифостокски порт.

Выслушанная нотация заставила Карцева измениться в лице, но он промолчал. Прошло то время, когда Петерсдорф, вежливо улыбаясь, выспрашивал то, что интересовало немцев. Теперь он приказывал, а штаб белогвардейского центра служил ему так же, как и японскому разведывательно-диверсионному отделу.

— Смотрите, генераль, фи можете остаться, как гофорится — на бобах, — предупредил в конце беседы Петерсдорф. — Япония фас фибросит, мы — не подберем.

7

Земцову вместе с Новожиловым и Федорчуком пришлось прокладывать запасную телефонную линию на командный пункт генерала Николаенко. Здесь, в буреломе Глухого урочища, они натолкнулись на берлогу. Втроем им удалось убить медведя.

В батарею возвратились поздно, но довольные.

— Принимай, начальник, мясо! — крикнул Новожилов батарейному повару.

Кривоступенко долго и осторожно осматривал медведя. Потом вдруг заупрямился:

— А може, вин больной? Фельдшер нужен.

В это время на кухне появился Бурлов. За последнее время он сильно похудел и посуровел. Приход его обрадовал бойцов.

— Кому фельдшер нужен? — спросил он. — Этой туше? Сойдет и так. Только по норме, — предупредил он Кривоступенко. — Есть новость, — повернулся он к бойцам. — Сегодня судили двух шпионов, которых тогда задержали. Один оказался изменником, в 1932 году убежал в Маньчжурию от суда. Сын бандита — кулака Козодоя…

— Як вин сказав? — схватив за плечо Варова, переспросил Кривоступенко. Кого судили?

— Бандита Козодоя и еще одного. — Варов сбросил его руку. — Ошалел, что ли? Впился когтями, как медведь…

— Не расслышал, — буркнул Кривоступенко и заспешил к котлам.

…Двенадцать лет скрывал Кривоступенко свою прошлую жизнь. В двадцать девятом году односельчане раскулачили его отца, старого Козодоя — бывшего махновца.