Тыл-фронт

— Ваших людей я включил в состав команды саперного батальона. Вам, как старшему по званию, придется быть начальником всей команды. Направляетесь в Нестеровку, в колхоз «Светлый путь». Выступать завтра с утра, — комиссар взглянул в глаза Бурлова. — Центральный Комитет принял решение увеличить в этом году посевные площади на Дальнем Востоке. Думаю, вам понятно, что это значит. От выполнения этого решения зависит победа. Так и объясните бойцам.

* * *

На другой день, на рассвете, команда Бурлова влилась в общую колонну. Ближе к Сабурову машины разбежались по многочисленным проселочным дорогам.

К Нестеровке разведчики подъезжали во втором часу дня. В глубокой колее у моста, перекинутого через небольшую с обрывистыми берегами речушку, стояла застрявшая подвода. Вокруг нее, смахивая с посиневшего лица слезы, бегал парнишка лет четырнадцати. Заметив остановившуюся колонну, он принялся молча нахлестывать лошадей. Из кузова передней машины выпрыгнуло несколько бойцов.

— Пидожды, сынок! — крикнул Федорчук. — Батоги тут не поможуть. — Он ласково похлопал по шее разгоряченных лошадей, подошел сзади телеги и приподнял просевший задок. — Ну-ка, ридненьки!

Телега с грохотом въехала на мост.

— Спасибо вам! — глухо, по-взрослому бросил парнишка.

— Давно стоишь? — спросил Новожилов.

— С утра еще, — ответил тот.

— Из Нестеровки?

— Ага, с колхоза.

— Садись в машину, в кабине погреешься.

Парнишка поднял на него по-детски недоверчивый взгляд.

— А кони?

— Вон, смотри сколько возчиков. Как-нибудь доставим…

Стайки ребятишек в длиннополых одежонках, завидев машины, озадаченно останавливались, потом с громкими, радостными криками бросались навстречу. Бойцы притихли. Их тоскующие взгляды ощупывали каждый дом, двор, проулок, отыскивая знакомые очертания, напоминавшие родные села.

Бурлов вошел в правление колхоза. Там оживленно спорили несколько женщин.

— Приехали? — словно не веря глазам, воскликнула одна из них, смуглая, круглолицая, в накинутой на плечи шали. Она вышла из-за стола и крепко, по-мужски, пожала Бурлову руку. — Председатель колхоза. А это правленцы, — указала она на остальных. — Уже делим вас, — неловко улыбнулась она. — Садитесь к печке, здесь теплее.

— Я не замерз. Бойцы, пожалуй, продрогли в кузовах, — ответил Бурлов.

— Давайте прямо к клубу. Там уже натоплено, пусть отдохнут с дороги. Потом решим, расселить вас по домам, или все вместе будете жить. Иди-ка, мужик, похозяйничаешь там, поможешь разместиться, — обратилась она к Сидевшему среди них мужчине, — а мы айда, бабоньки, знакомиться! — бросила женщинам и, взглянув в окно, полушепотом воскликнула: — Сколько вас… Если бы вы знали, что для нас это значит!

К вечеру привычные людям труда звуки наполнили тишину села: тяжелые удары молотов в кузнице, стук топоров, урчание автомашин.

«Теперь не оторвешь, — думал Бурлов, проходя по селу. — Руки горят по работе…» — Когда старший политрук подходил к кузнице, пару раз подмигнув, вспыхнул электрический свет. И словно обрадовавшись ему, от амбаров зернового двора донеслась песня, несмелая, забытая за этот тяжелый год.

8

Точно в двенадцать Долгополов был у майора Петерсдорфа.

— О, князь! Я не надеялся вас увидеть: большой праздник. Но что поделаешь — дела… Прошу, князь.

Они прошли в маленький, похожий на коробку, кабинет Петерсдорфа.

Петерсдорф потребовал сведения о движении военных эшелонов через Уссурийск, Читу и о последнем перемещении войск.

— Господин фон Петерсдорф, последние сведения агента просто неправдоподобны, — сообщил Долгополов. — Они сообщают, будто бы войска сняты с боевых рубежей для колхозов…

— Что? — словно испугавшись, спросил Петерсдорф. — Для колхозов? Вы изволите шутить?

— Никак нет. Это неправдоподобно, но факт.

— Ерунда! Безобразие! Бред! — закричал фон Петерсдорф.

Долгополов молчал и почтительно слушал. В конце беседы майор фон Петерсдорф предупредил:

— Смотрите, князь, у вас к наследственному титулу может больше ничего не прибавиться за такую разведку! Мы гарантируем место в России только тому, кто борется с коммунизмом. Непредоставление интересующих меня сведений в срок будет непозволительной вашей оплошностью.

Долгополов вышел от Петерсдорфа обескураженный и отправился к Карцеву: старая лиса что-нибудь придумает, — размышлял князь, выходя на шумную по-праздничному улицу.

— Князь! — окликнули его из остановившейся пролетки. Взглянув, Долгополов узнал Ермилова. Тот, не обращая внимания на прохожих, стоял в пролетке во весь рост, хмельной, без фуражки.

— Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему? — весело кричал он. — Садись, поедем к Карцевым. К нему гости, соизволили пожаловать из Чанчуня. Осчастливили! Задает банкет в их честь! Все там будут.

Долгополов не был уверен, что ему следует в таком случае заявляться, но Ермилов предупредил:

— Имею личное поручение Натали доставить тебя. Вспомнив томные зовущие глаза старшей дочери Карцева, Долгополов вскочил в пролетку. По дороге он шепотом рассказал о своем визите к Петерсдорфу.