Тыл-фронт

— Забудь ты эту немецкую колбасу в христов день. Там разберемся, кому будет место в России. Тоже кое-что соображаем, как-никак двадцать лет гнем горб на японцев. Можно будет лет пять еще посидеть сбоку, а потом попробовать столкнуть кого-нибудь, — и Ермилов громко рассмеялся.

У Карцевых было шумно и многолюдно. Из зала доносилось церковное пение: был приглашен Богоявленский хор. Долгополов разыскал Карцева и передал разговор с Петерсдорфом. Старик тяжело задумался и долго молчал.

Его и без того красное лицо налилось кровью, отвисшие мешки кожи на щеках мелко дрожали.

— Положение затруднительное, — наконец проговорил он. — Тем более, что я имею тревожные сведения о полковнике Белозерском! — Карцев забарабанил пальцами по столу.

— Завтра вызовите ко мне Жадова.

— Жадова? — переспросил князь.

— Да, Жадова. Больше упускать время нельзя. В Уссурийск нужно перебросить Тураеву. Завтра я согласую это с начальником военной миссии.

Понаблюдав за карточной игрой, Долгополов прошел в соседнюю комнату. Там уютно расположились в креслах Ермилов и длинный прыщеватый начальник муданьцзянского белогвардейского отряда — Хрульков.

— Ты, князь, все хмуришься. Кругом веселье бурлит. Сегодня на судьбу грех роптать. Нагоняешь тоску. — недовольно бросил Ермилов. — Раз у тебя такое настроение, тогда слушай Хрулькова, это как раз тебя касается. Видно, твоя светлейшая душа предчувствовала беду.

— Зашел он к Белозерскому, — продолжал. Хрульков прерванный рассказ.

— Кто это? — поспешно переспросил Долгополов?

— Один твой осел, что с Золиным ходил, — уже раздраженно ответил за Хрулькова Ермилов.

— Это вот в последний раз?

Хрульков кивнул головой.

— За ним, видно, следили. Золина и Чертищева схватили, а Белозерский и третий, что был с Золиным — Гулым, — убежали поодиночке. Гулым прошел, а Белозерского при отходе к границе пристукнули…

Хрульков тяжело вздохнул. Долгополов смотрел на него расширенными от ужаса глазами.

— Значит… Белозерского убили? — тихо спросил он.

— Убили, — подтвердил Хрульков. Собеседники надолго замолчали.

Из зала и смежных комнат доносились оживленные разговоры и сдержанный смех.

— От кого вы узнали? — наконец спросил Долгополов.

— От Гулыма, он добрался цел и невредим.

— Цел и невредим? — Долгополов задумался. — Он сам рассказал или ты допрашивал?

— Я узнал, что он возвратился, послал человека к нему, тот мне и сообщил. А его какой-то солдат там по харе хватил. Не физиономия, а вывеска мясника.

— Что-то не то. Не похоже это на Белозерского. Чтобы он да кого-то потащил к себе на квартиру? Потом, Белозерский сделал бы так, чтобы преследование отвлечь на этого Гулыма, я самому проскользнуть. Да, а. Где сейчас этот Гулым? — спросил князь.

— Гулым? Дома.

— Приедешь — допроси. Чую: что-то не то. Он опытный разведчик?

— Нет, всего раза два проходчиком был.

— И сумел уйти, а Белозерский попался? Долгополов посмотрел на Ермилова.

— Да, что-то не то, — согласился Ермилов. — Нужно проверить, что за человек, и допросить.

— Это недолго. Разделают так, что вспомнит все, включительно до сотворения мира, — заблестел хищными глазами Хрульков.

За столом Долгополов много пил и пьянел не как обычно, а медленно и тупо. Поймав томно-нетерпеливый взгляд Натали, князь встал и, пошатываясь, вышел в пустовавший кабинет Карцева.

Через минуту донеслись торопливые шаги дочери начальника штаба.

— О, князь! Я не знаю, что делаю! — прошептала она и проскользнула в боковую дверь…

Хор с церковного песнопения перешел на разудалый цыганский мотив.

9

Премьер Тодзио и Отт медленно шли по аллее парка. За ними, прислушиваясь к беседе, молча следовали министр иностранных дел и два полковника: один немецкий — военный атташе, другой японский — адъютант Тодзио.

Выйдя на небольшую площадку, обсаженную по кругу деревьями, свернули к затейливому павильону.

— Прошу, господа! — пригласил Тодзио, опускаясь в плетеное кресло.

Сквозь широкие проемы окон открывался вид на спокойные воды залива. По их свинцовой глади скользили десятки шлюпок, парусников, катеров. Издали они казались игрушечными. Держа в руке бокал с лимонадом, посол слушал премьера.

— Предложение германского правительства о нападении на Россию детально и исчерпывающим образом обсуждалось на совещании японского правительства с императорской ставкой, — говорил Тодзио. — Но, господин посол, время еще не наступило. Для войны с Россией сейчас все же пришлось бы ослабить фронт на Юге и сдать несколько островов противнику с тем, чтобы перебросить силы на Север. Однако это означало бы тяжелое поражение в глазах Азии. — Тодзио умолк, потом уже с сожалением добавил: — Одновременное продвижение на Юг и на Север пока невозможно и нецелесообразно для Японии.

Наступило долгое молчание.