Тысяча дюжин

It was awkward, and where the going was bad he was compelled to back-trip it sled by sled, though he managed most of the time, through herculean efforts, to bring all along on the one haul.	Это было очень неудобно, и в тех местах, где дорога была плохая, он переводил нарты поочередно, хотя ценою геркулесовых усилий ему удавалось вести их не расцепляя.
He did not seem moved when the captain of police told him his man was hitting the high places for Dawson, and was by that time, probably, half-way between Selkirk and Stewart.	Расмунсена, по-видимому, нисколько не взволновало, когда капитан сказал ему, что его индеец пошел в Доусон и теперь, вероятно, находится где-нибудь между Селкерком и рекой Стюарт.
Nor did he appear interested when informed that the police had broken the trail as far as Pelly; for he had attained to a fatalistic acceptance of all natural dispensations, good or ill.	Вполне безучастно выслушал он и сообщение, что полиция накатала тропу до Пелли; он дошел до того, что с фаталистическим равнодушием принимал все, что посылали ему стихии, - как добро, так и зло.
But when they told him that Dawson was in the bitter clutch of famine, he smiled, threw the harness on his dogs, and pulled out.	Зато когда ему сказали, что в Доусоне жестоко голодают, он усмехнулся, запряг своих собак и тронулся дальше.
But it was at his next halt that the mystery of the smoke was explained.	Лишь на следующей остановке разъяснилась загадка дыма.
With the word at Big Salmon that the trail was broken to Pelly, there was no longer any need for the smoke wreath to linger in his wake; and Rasmunsen, crouching over lonely fire, saw a motley string of sleds go by.	Как только до Большого Лосося дошла весть, что тропа проложена до Пелли, дымная цепочка перестала следовать за Расмунсеном, и, сидя у своего одинокого костра, он видел пеструю вереницу нарт, проносившихся мимо.
First came the courier and the half-breed who had hauled him out from Bennett; then mail-carriers for Circle City, two sleds of them, and a mixed following of ingoing Klondikers.	Первыми проехали курьер и метис, которые вытаскивали его из озера Бенцет, затем нарты с почтой для Серкла, а за ними потянулись в Клондайк разношерстные искатели счастья.
Dogs and men were fresh and fat, while Rasmunsen and his brutes were jaded and worn down to the skin and bone.	Собаки и люди выглядели свежими, отдохнувшими, а Расмунсен и его псы измучились и исхудали так, что от них оставались кожа да кости.
They of the smoke wreath had travelled one day in three, resting and reserving their strength for the dash to come when broken trail was met with; while each day he had plunged and floundered forward, breaking the spirit of his dogs and robbing them of their mettle.	Люди из дымной цепочки работали один день из трех, отдыхая и приберегая силы для того времени, когда можно будет пуститься в путь по наезженной тропе, а Расмунсен рвался вперед, с трудом протаптывая дорогу, изнуряя своих собак и выматывая из них последние силы.
As for himself, he was unbreakable.	Его самого сломить было невозможно.
They thanked him kindly for his efforts in their behalf, those fat, fresh men,-thanked him kindly, with broad grins and ribald laughter; and now, when he understood, he made no answer. Nor did he cherish silent bitterness.	Эти сытые, отдохнувшие люди любезно благодарили его за то, что он для них так старался, - благодарили, широко ухмыляясь и нагло посмеиваясь над ним; он понял теперь, в чем дело, но ничего им не ответил и даже не озлобился.
It was immaterial.	Это ничего не меняло.
The idea-the fact behind the idea-was not changed.	Идея - суть, которая лежала в ее основе, -оставалась все та же.