Тысяча эпох. Искупление

У брата по лицу текут слезы. Он продолжает передавать ему духовные силы.

– Байхуа, – шепчет он. – Прошу тебя. Сконцентрируйся.

– Н… не надо.

– Ты же умрешь! – в отчаянии кричит Лун Чэнь.

В груди все пульсирует, наполняясь родной энергией брата. Лун Байхуа закрывает глаза, но не видит спасительной темноты. Он видит Ван Сяоши – всего в крови. Видит, как его яркий взгляд навсегда теряет цвет.

Он отворачивается, пытаясь спастись от этого миража. Снова распахивает глаза.

– Моя… моя подвеска, – произносит он с хрипом.

Лун Чэнь сдавленно всхлипывает, но подзывает свой меч, одним движением направляя его к подвеске, чтобы подцепить ее и вернуть обратно. Он вкладывает ледяной белый нефрит в руку Лун Байхуа и сжимает его пальцы, накрывая своей ладонью.

Лун Байхуа замечает кровь на белом драконе. Кровь Ван Сяоши. Все тело содрогается в агонии, но он не может даже закричать.

– Байхуа, – плачет Лун Чэнь. – Прошу, борись! Брат…

Нет.

Лицо брата на мгновение светлеет, когда Лун Байхуа все же концентрируется, чтобы привести в движение его духовные силы с помощью своего ядра. Он с огромным трудом приподнимает вторую руку и подносит ее к груди брата. Пальцы неконтролируемо дрожат, но он заставляет себя двигаться…

…и посылает единым потоком все духовные силы в его тело, вырывая их из себя без остатка.

Мир вздрагивает.

– Байхуа, – шепчет Лун Чэнь. – Нет! Нет-нет-нет! Что ты наделал?! Байхуа!

Так правильно. Так будет правильно.

Лун Байхуа сильнее сжимает в руке белого дракона, и это последнее движение, которое ему позволяет собственное тело.

Его глаза закрываются. В груди будто что-то ломается, трескается, как тонкий лед.

Лун Чэнь кричит. Он плачет навзрыд. Лун Байхуа хочет попросить у него прощения, но у него больше не осталось сил.

Ему холодно. Бесконечно, безумно холодно. И лишь на самых кончиках пальцев, которыми он стискивает свою поясную подвеску, еще остается тепло.

В какой-то момент оно становится обжигающим.

Мир проносится перед глазами смазанной пестрой картинкой.

И превращается в ничто.

* * *

Лун Ань вздрогнул всем телом от боли в груди такой силы, что он едва не закричал от нее. Внутри все жгло, горело огнем в солнечном сплетении, словно плавились ребра. Он открыл глаза, но увидел сначала только темноту, пока в ней не начали плавать цветные пятна, вспышки, которые то гасли, то появлялись снова.

Он услышал сдавленный стон.

Ван Цин…

– Ван Цин!

Заставив себя сконцентрироваться, он с трудом вынырнул из этой темноты. Голова кружилась, но гораздо важнее было понять, что с Ван Цином. Когда Лун Ань увидел его, он похолодел.

Ван Цин уже не держал его за руки, как в самом начале медитации. Он сидел, отвернувшись в сторону и пытаясь вдохнуть, но у него получалось лишь хватать ртом воздух, давясь им до рвотных позывов. Доктор Фа держала его за плечи, и на ней лица не было.

– А-Цин! А-Цин, ты слышишь меня? А-Цин! – звала она.

Лун Ань подался вперед, желая придержать его. Руки не подчинялись, но он все же протянул их к нему. Ван Цин вдруг отшатнулся, вцепляясь пальцами в мягкое ковровое покрытие на полу.

Его колотило. Лицо было бледным и влажным от испарины.

– Ван Цин, – позвал Лун Ань.

Ван Цин помотал головой, продолжая втягивать воздух маленькими порциями. Он поднялся, несмотря на попытки доктора Фа схватить его за руки. Качнувшись, он рывком бросился к двери, не с первого раза сумев открыть ее, а после выбежал вон из комнаты.

Доктор Фа вскочила на ноги, но Лун Ань оказался быстрее. Тело подчинялось плохо, было ватным и тяжелым, но он не мог думать об этом.

Он догнал Ван Цина в коридоре, в котором уже давно никого не было. За окнами царила темнота. На этаже горели вытянутые лампы под потолком, и их свет слепил глаза, мешая нормально видеть.

– Ван Цин! – снова произнес Лун Ань, хватая его за плечи. – Стой. Куда ты? Куда…

Взгляд Ван Цина не был осмысленным. Он будто не видел его перед собой и смотрел куда-то в пространство. Его дыхание так и не восстановилось. Каждый вдох давался ему с таким трудом, что на это, казалось, уходили последние его силы.

Лун Ань крепче взял его за плечи. У него тоже дрожали руки, а пальцы сводило судорогой.

Ван Цин качнулся спиной к стене и, ткнувшись в нее лопатками, съехал по ней на пол. Лун Ань опустился перед ним на колени, но так и не смог заставить его посмотреть на себя.

– Дыши, – хрипло произнес он, – Ван Цин. – Он стиснул его ледяные руки и, наклонившись, прижался к его влажному лбу своим: – Дыши вместе со мной, Ван Цин… Умоляю, послушай меня. Пожалуйста.

Ван Цин снова шумно вдохнул – судорожно, сдавленно. Лун Ань отпустил его пальцы, погладил непослушными руками по лицу, снова пытаясь заглянуть в глаза.

Пустые, остекленевшие.

Он слышал шаги доктора Фа, которая тоже выскочила в коридор следом за ними, но не осмеливалась приблизиться. Лун Ань не смотрел на нее, лишь на Ван Цина. Он сам старался дышать ровнее, но получалось это плохо. Боль в груди стала только сильнее.

Ван Цин вдруг затих так резко, что Лун Аня на мгновение сковал ужас. Он снова позвал его, и тот наконец перевел на него взгляд.