Тысяча эпох. Искупление

Он еще не был готов это признать, принять до конца. Но какая-то часть него, которая была в нем так давно, еще с трех лет, когда он потерял сознание, прикоснувшись к фрагменту подвески, умоляла об этом, тянулась к человеку напротив, рвалась к нему, грозя проломить грудную клетку.

Осколок души Лун Байхуа, бывший с ним столько, сколько он себя помнил. И искавший призрачный след Ван Сяоши в мире, где его не могло быть. В мире, где этот зов навеки остался бы без ответа, если бы Лун Ань не встретил Ван Цина.

Чувство родства, что зародилось в нем самом к этому человеку.

И изломанная, выстраданная, искалеченная тоска, что хранил в себе осколок души, ему не принадлежавший, что искал отражение, отблеск того, кого знал тысячу лет назад.

Они давно сплелись воедино, переплавились в нем в нечто, что не имело границ.

– Ты можешь это сказать, – произнес Ван Цин, продолжая смотреть на него покрасневшими от слез глазами. – Отпусти, Лун Ань.

Секунда. Две.

Три.

– Ван… Ван Сяоши.

Ван Цин опустил голову, а через мгновение снова вскинул ее и вдруг улыбнулся.

– Байхуа. Вот мы и свиделись снова.

Боль в груди вспыхнула с новой силой, а потом ослабла.

Внутри впервые за долгие годы стало тихо.

Глава 23 Искупление

“Strained but my tears are getting sober now
And I’ve been here before so
Weight that I’m holding on my shoulders
I’m gonna let it go”

♫ Victoria – Tears Getting Sober

Лун Ань не был в этом доме несколько лет, и за это время в нем мало что изменилось. На ступени крыльца оставался все тот же скол, который отец еще тогда хотел заделать, но руки не дошли, а на полке в гостиной по-прежнему стояли фотографии матери и его детские снимки. Он не любил фотографироваться – это и сейчас в нем осталось, но маме удавалось иногда уговорить его посмотреть в камеру. После ее смерти это получалось только у сотрудников салонов, делавших фото на документы, и у Ван Цина. Лун Ань удивился, увидев в конце этой полки новый снимок – с его церемонии окончания университета. Тогда они с отцом уже совсем перестали общаться, но, похоже, тот нашел эту фотографию в сети у его одногруппников.

– Ань-эр, будешь кофе? – спросил отец за спиной.

Лун Ань обернулся.

– Я чаще пью чай.

– Ох, извини, – отец неловко заломил руки и снова направился на кухню, откуда доносился звук закипающего чайника.

Лун Ань и хотел бы сказать ему, что не видит ничего страшного в том, что он не знал об этой маленькой детали, но отец уже не услышал бы его слов. Лун Бэй, сидевший на диване с документами на коленях, поднял голову и улыбнулся, встретив его взгляд.

– Ань-эр, я так рад, что ты все же решил пообедать с нами, – сказал он. – Ты такой бледный. Ты нормально спишь?

Кивнув, Лун Ань сел в кресло рядом со старым кофейным столиком, который очень любила его мама. Отец после ее смерти убирал его с глаз, чтобы не мучить себя воспоминаниями, но теперь столик снова занял свое место в этой комнате.

– Все в порядке, – произнес он в ответ на вопрос брата.

На самом деле предыдущей ночью ему так и не удалось уснуть. Из научного центра они с Ван Цином приехали к нему домой и почти до рассвета просто лежали на кровати поверх покрывала, даже не раздевшись, и молчали. Не было сил обсуждать, что произошло, или задаваться какими-то вопросами. Ван Цин все же задремал, когда небо за окном уже начало светлеть, а Лун Ань продолжал смотреть на его лицо, разглядывая каждую черту и надеясь, что ему не снятся кошмары.

А утром Ван Цин впервые за эти дни искренне рассмеялся, когда доктор Фа прислала ему сообщение, что пришло разрешение на продолжение эксперимента и возврат финансирования.

– Я заварил мятный, – сказал отец, возвращаясь в гостиную с небольшим деревянным подносом с белым чайником и тремя чашками на нем. – Твой брат привез, надеюсь, тебе понравится.

– Спасибо, – отозвался Лун Ань.

Поставив поднос на столик, отец сел в кресло напротив него. Лун Бэй отложил документы, которые изучал, и прочистил горло.

– Как давно мы не собирались втроем, – произнес он, улыбаясь.

Эту неловкость между ними невозможно было скрыть, поэтому Лун Ань не старался это делать, мысленно благодаря брата за его ненавязчивые попытки. На самом деле что-то все же изменилось. Он больше не испытывал, общаясь с отцом, того же напряжения, что раньше. Вероятно, ночи, проведенные с Го Юном в детдоме, окончательно заменили воспоминания из детства, навсегда оставив их в прошлом.

– Как продвигается работа над диссертацией? – спросил отец, потянувшись к столику, чтобы разлить чай.

У него уже появилась проседь в волосах – как маленькие серебристые ручейки, впадающие в по-прежнему густую черную копну. Лун Ань наблюдал за его движениями, замечая, какими жилистыми стали его руки от возраста, как выделялись теперь на каждом пальце суставы.

– Она почти закончена, – ответил он.

– Что планируешь делать дальше?

– Продолжать работу в научном центре.