Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Через двенадцать минут они уже были в Геттисберге. Хрущев с интересом осматривал «ферму» президента. Это был довольно большой двухэтажный дом, вокруг которого стояли другие двухэтажные дома поменьше, да еще хозяйственные пристройки.

Эйзенхауэр сказал, что приобрел эту ферму в 1950 году, рассчитывая после ухода в отставку прожить здесь остаток жизни. Ему хотелось доказать, что можно с прибылью вести сельское хозяйство даже на истощенных землях восточного побережья США.

Хрущев потом вспоминал, что ферма Эйзенхауэра отражала его «разумный и скромный» характер. «Не то чтобы его дом на ферме был домом бедняка. Конечно нет. Это был дом богача, но не миллионера». Ему понравился племенной скот на ферме, и он стал рассказывать, как старается улучшить поголовье скота в Советском Союзе. Президент слушал, улыбаясь, и сказал, что пошлет Хрущеву одну из своих телок. Никита Сергеевич отметил, что, когда Эйзенхауэр улыбается, его лицо всегда делается очень приятным.

Позвали внуков президента. В комнату вбежала целая стайка мальчиков и девочек. Хрущев оживился. Он стал расспрашивать, как их зовут, придумывая для них русские имена. Потом спросил:

— Хотите поехать в Россию?

— Хотим! — дружно закричали дети.

Тут же возник вопрос — а какое время года лучше всего подходит для поездки. Хрущев сказал, что лучшее время — это весна или лето, когда все цветет и благоухает, когда не дуют холодные ветры.

— Правильно, — закричали дети. — Значит, весной?

На том и порешили, уже всерьез, вместе с дедушкой. Хрущев заметил, что ему легче было договориться с внуками, чем с самим президентом, потому что у них хорошее окружение, а у президента, видимо, с этим неважно.

Так быстро и без помех был улажен один из весьма деликатных вопросов, который предстояло решить в ходе этой сумбурной поездки Хрущева по Америке, — об ответном визите Эйзенхауэра в Советский Союз. Дипломаты обеих сторон только еще намеревались приступить к нему со всей серьезностью, которой он, разумеется, заслуживал, и конечно же в зависимости от прогресса, достигнутого на переговорах. А дети решили его сразу с бесхитростной простотой…

Несколько дней спустя президент скажет:

— Это была такая согревающая сердце семейная сцена, какую любой американец был бы рад видеть, если бы она происходила у его внуков с иностранцем…

Но не так просто обстояли дела в Америке. Когда маленький Дэвид — внук Эйзенхауэра — решил надеть красную звездочку, которую ему подарил Хрущев, и пойти в школу, папа Джон решительно запретил:

— Если Хрущев сможет завоевать нас, подумай, какую семью он расстреляет первой?

Вот такая психология царила тогда в американском истеблишменте. «Холодная война» глубоко проникла в души людей.

18 часов 30 минут. Оба лидера вернулись в Кэмп-Дэвид. Их ждали настороженные и угрюмые министры. Они только что обсуждали разоружение и прекращение ядерных испытаний. Дела у них явно не клеились.

Перед обедом был небольшой коктейль. Американцы отметили, что Хрущев несколько успокоился. Но, как записал в дневнике Кистяковский, «у всех было чувство, что встреча закончится почти полным провалом и поэтому на деле может ухудшить, а не улучшить отношения».

Пока руководители обеих стран беседовали друг с другом, их спецслужбы внимательно наблюдали за ними. Их интересовало буквально все — манеры, поведение, привычки. И прежде всего здоровье.

В советской делегации, например, отметили, что, несмотря на обширный инфаркт и спазм сосудов головного мозга, случившийся почти год назад, президент не производит впечатления больного человека. Правда, посол Меньшиков упорно сообщал в Москву, что Эйзенхауэр в предыдущие два года мало что делал как президент и выполнял преимущественно представительские функции. Много времени он проводил с друзьями, в том числе нефтяными магнатами, за игрой в гольф…

Но здесь, в Кэмп-Дэвиде, он работал много, упорно и явно сам определял политическую линию. Хрущев потом не раз говорил:

— Вот, посмотрите на Эйзенхауэра: инфаркт был, инсульт перенес, а от стакана с виски не откажется — говорит, что только укрепляет здоровье.

Поводом этому послужил рассказ Эйзенхауэра в ходе одной из пауз между переговорами о том, как с ним случился инфаркт.

— Я почувствовал недомогание. Обычно в конце дня, поднимаясь к себе в квартиру, начинал со стаканчика виски с содовой, чтобы снять напряжение. Но на этот раз решил воздержаться, так как побаливало сердце, и сразу лег в постель. Ночью начался приступ. Когда я позже рассказал об этом своему врачу, тот заметил: «Вот если бы вы выпили привычную порцию, то не было бы инфаркта». С тех пор от чего-чего, а от своей порции виски я не отказываюсь. И, как видите, жив и здоров.

При этом сам Айк добродушно подсмеивался над своими словами.

Надо сказать, что американцы тоже не спускали глаз с Хрущева. После обеда, например, встав из-за стола, он пожаловался Джону Эйзенхауэру, как это обычно делают пожилые люди:

— Здоровье уже не то: почки болят, другие болезни одолевают…